Верхом по Темной Тропе
Шрифт:
Так издеваться над старой леди! И стрелять в нее, чтобы она не смела носа высунуть из собственного дома…
Сидя в тени крыльца, я осмотрелся и решил, что с наступлением темноты надо будет самому побродить вокруг. Хоть Калифорния солнечная и красивая страна, я не собирался уезжать, пока здесь сидят те ребята и тревожат тетушку Эм. Зайдя за дом, я принес зерна для своей лошади — наверное, ее никогда так хорошо не кормили.
Эм Тэлон оказалась права. На огороженном пастбище за амбаром паслись неплохие лошадки, поэтому я оседлал свою, заарканил
Она немного отбежала и стала щипать траву между теми ребятами и домом. Наконец у нее появилось желание попутешествовать, и она двинулась прочь.
Опершись о жерди корраля, я оглядел лошадей. Особенно мне понравились светлый чалый и серый жеребец с умным взглядом.
Лошади хорошие, но они, наверное, не были под седлом несколько месяцев. Объезжать их — тяжкий труд, но необходимый.
Тем временем я раздумывал о Майло. Мне обязательно надо его найти… а это нелегко.
Майло — такой человек, который не сидит на месте. В Браунс Хоул могут знать, где он ошивается. От меня требовалось только пустить слух по тропе. Это будет долго, но в конце концов Майло его услышит.
Однако дел у меня не убавлялось. Я обкатал тех полудиких лошадок, которых завел в корраль, и они постарались показать, на что способны. И дабы не испытывать нужды в лошадях, если что-то случится, я объездил еще несколько.
Ворота корраля покосились, а на заднем крыльце отошла доска, пришлось их укрепить. Такие дела мне не очень-то по душе, как и всякая работа, которую нельзя выполнить верхом.
Я внимательно изучил двор. Старик Тэлон, переехавший сюда в те времена, когда индейцы проводили столько же времени на тропе войны, сколько у себя в вигваме, строил с умом. Поэтому ребята Фланнера тут и завязли — он строил так, что к нему никак не подберешься.
Больше того, каждое здание он построил как форт, и из одного в другое легко можно пройти, не попав под винтовочный огонь снаружи.
В горах полно мест, где небольшие долины и каньоны выходят на равнины. Тэлон выбрал как раз такое место и обстроил его таким образом, что прохода в каньон не было, кроме как через ранчо. Это позволяло ему контролировать пастбища на нескольких маленьких, но не очень красивых долинах и лугах, глубоко врезавшихся в горы.
Он обнаружил большую часть троп в каньон и блокировал их взорванными скалами или поваленными деревьями. Это была изрезанная местность диких каньонов, бушующих потоков и иззубренных горных хребтов.
Я еще не видел такого места, куда нельзя было бы пробраться или откуда нельзя выбраться, хотя часто это нелегко, но никому не хочется разведывать горные тропы в непроходимой местности, где легко можно раскроить себе череп, карабкаясь по каменным осыпям.
По-моему, Тэлон остерегался индейцев, но, наверное, думал и о тех дикарях, что носят одежду, купленную в магазине. Во всяком случае, он приготовился — иначе его вдова давно лежала бы в земле, а ранчо уже поделили
Тем временем подступала ночь. Просто для того, чтобы посмотреть на результат, я нацепил на палку одеяло и, стоя за дверью, помахивал им в полутьме крыльца.
Конечно же бухнул выстрел, и одеяло прошила пуля. Они не видели, кто это, но различали двигающийся силуэт.
Вечером, когда легли длинные тени и вглядываться стало трудно, я взял свой винчестер и вышел через кухню.
Меня остановила Пеннивелл:
— Вы куда?
Эм обернулась от плиты:
— Ужин готов, садись.
— Я скоро вернусь. Те парни могут вас окружить. Хочу взглянуть, чем они занимаются.
На дворе нырнул в тень. Все называли Сакеттов с Клинч Маунтин жестокими и подлыми, и мы с моим братом Ноланом научились жестокости. Я никогда не просил об одолжениях и никогда, насколько помню, их не делал, если речь шла о драке.
Сакетты с малолетства росли вместе с индейцами. В основном с чероки, но мы знали и охотились с племенами крик, чикесо, чакто и шоки. То, что сделал я, сделал бы любой из них, но, кажется, сделал не хуже. Я двигался по открытой местности, как бы растворяясь в вечерней полутьме.
У костра сидели трое. Они заметили меня, когда я был совсем близко. Воспользовавшись этим, я опрокинул кипящий котелок на ближайшего бандита.
Человек, сидящий ко мне спиной, начал было приподниматься, но я толкнул его в костер. Затем размахнулся и заехал третьему прикладом в живот. Он упал. Не давая им опомниться, бросился на них.
Я уже говорил, что у меня крупное сложение, но это не самое важное. На моих руках и плечах есть мясо от возни с лошадьми и быками, от рубки деревьев и вязки плотов на Миссисипи, и я не чувствовал жалости к шайке, которая подняла руку на старую женщину.
Тот парень, что попал в костер, вскочил и обернулся, схватившись за револьвер. Ну, если он хочет играть в эту игру — пожалуйста. Я лишь повел дулом ружья, которое держал в правой руке, и выстрелил ему в третью пуговицу рубашки. Если он захочет пришить эту пуговицу, ему придется отскребать ее от позвоночника… если он его найдет.
У человека, на которого я опрокинул котелок, хватало своих неприятностей. Он как сумасшедший прыгал вокруг костра, и было видно, что я испортил ему личную жизнь на много-много лет вперед. Он здорово обварился и вряд ли теперь сможет ездить верхом. Или вообще ездить.
Еще один, задыхаясь от боли, стоял на четвереньках. Ногой я опрокинул его на спину и приставил дуло к лицу:
— Ты когда-нибудь был в Вайоминге? Или в Монтане?
Он молча уставился на меня с выражением таким же трусливым, как его душонка.
— Так вот, когда встанешь на ноги, поезжай в ту сторону и не останавливайся. Если появишься здесь еще раз, мне это не понравится.
Собрав винтовки, я разбил их о ближайшую скалу, а обломки кинул в костер вместе с патронами и брезентовым навесом. Потом отступил в темноту и направился к дому.