Верховия. Источник
Шрифт:
Я верю Княжичу, но стоит ли ему открыть тайну про кулон.
– Что ты хотела рассказать? Я хочу увидеть твой артефакт. Это очень важно.
Важно, да не нужно. Я ведь отказалась взять кулон обратно, и сейчас, в эту минуту поняла, что жалею об этом. И себя очень жалко. Как мне теперь с Эрвином говорить?
– Соня! – в голосе Мечислава послышались металлические нотки.
– Давай, я разберусь кое с чем, а потом поговорим.
Через минуту Мечислав принимается объяснять.
– Раз у тебя имеется артефакт, надо
Похвала Мечислава бальзамом пролилась на мою вечно не уверенную в себя душу.
– И знаешь, что будет главным? – вопрос Мечислава заставил меня насторожиться. Стать подопытным кроликом как-то не светило.
– Сознание. Настройка сознания, концентрация на конкретную задачу и получение результата.
Я ухмыльнулась, Америку Мечислав, конечно, не открыл. Дело оставалось за малым, всего лишь изменить своё мнение, как говорил прорицатель Зарх – мой первый учитель в мире невероятных возможностей.
– Когда человек что-то для себя решил, сделал знание своей реальностью и не подверг сомнению, он застыл в развитии. Говоря простым языком, его миропонимание блокирует потенциальные возможности, не оставляет места для… чуда. Лучшее, что получилось у тебя, Соня, это разрушение привычных убеждений.
Мысль о том, что именно Верховия активировала моё сознание, я не стала озвучивать. Волшебство этой земли разрушило моё добровольное рабство под названием «реальность», я покинула тюрьму иллюзий и вышла на свободу.
Глава 5. Башня Ветров
Что такое гордость? Чувство собственного достоинства, собственной ценности, наличие самоуважения. Гордость частенько переходит в гордыню и тщеславие, что меняет всю диспозицию разом. Гордыня есть непомерная ценность себя любимой, заносчивость, высокомерие, эгоизм, нетерпение упрёков и жажда похвалы. Стала ли я высокомерной и заносчивой? Нет. Жаждала ли похвалы? Если честно, то да.
Да! Хотелось объективного признания своих заслуг, слов, повышающих самооценку.
Рассуждая, таким образом, я два дня убила на то, чтобы уговорить себя и прийти к мысли, что мое самоуважение не пострадает. На третий день, наступив на собственную гордость, явилась к Эрвину с признанием. Посвящать Мечислава в конфликт по поводу кулона я не хотела. Наши отношения касались только нас двоих.
Ничего того, что я ожидала, не произошло. Эрвин не хмыкнул в привычной для него манере, а искренне смутился, точно подросток, впервые произнёсший невообразимые для него слова.
– Прости меня. Я был не прав, – сказал он, – но я не хотел, чтобы солнечный камень напоминал… о моём недостойном поведении. Может, когда-нибудь ты сможешь забыть.
Чтобы не разнюниться, я прижала ладонь к губам. Ночной бег по Светозару, то, как Эрвин заботился обо мне, изменил многое, оставив прошлое в прошлом – обида сгинула бесповоротно и навсегда. Эрвин растопил осколок льда в моем сердце и заработал кредит благодарности на много лет вперед.
– Забудь.
Наш поцелуй скрепил обещание никогда больше не возвращаться в тот день, и солнечный камень оказался на своём законном месте.
Ужин в кругу семьи вместе прошёл в непринуждённой обстановке. Клим и Эрвин сблизились, когда разговорились о гонках, и теперь вели заинтересованную беседу. Я молчала, делая вид, что разговор о гонках мне безразличен. Даже когда, захлёбываясь от восторга, Клим рассказал, как его обогнала девушка на дикарке, я и ухом не повела, хотя Эрвин кинул на меня ироничный взгляд. Моя личность держалась в секрете от всех, в том числе и от семьи Княжича.
День оказался таким длинным и насыщенным, что вечером я еле доползла до комнаты, в которой меня разместили. Даже жесткий матрас не помешал мне отключиться, едва я упала на него.
Ночная побудка была внезапной и стремительной. В мозг впился ужасающий тонкий писк, от которого хотелось заорать в полный голос. Истерично схватив подушку, я накрыла голову, сдавив уши. Писк не прекращался, вдруг на пороге, снеся дверь с одной петли, показался Эрвин с перекошенным лицом.
– Что это? – простонала я, не снимая с головы подушку.
В коридоре послышался топот, и в комнату ворвался Мечислав в халате на голое тело. Мы все трое уставились друг на друга.
– У вас никого?– выдохнул Мечислав. – Кто-то повредил защитный контур.
– Что за ужасный звук? – простонала я из-под подушки.
– Сейчас, – Мечислав рванул из комнаты, а Эрвин бросился к кровати, пытаясь намотать на голову моё покрывало. Звук становился невыносимым.
– А-а-а! – я стонала в голос, – уберите!
Звук резко исчез, за ним мои вопли.
– Если меня будут так будить каждую ночь, я сбегу в лес. У меня и сейчас желание выпрыгнуть в окно.
– Здесь третий этаж, – сбросив покрывало с головы, сказал Эрвин.
– Да хоть десятый!
Вторая половина ночи прошла под неусыпным надзором Эрвина. Он остался в моей комнате, прилёг на полу, но я пододвинулась, уступив ему место, и Эрвин переполз на кровать.
Жидкий рассвет еще только начал пробиваться в окна, как хмурый Мечислав, ввалившись в комнату, объявил.
– Срочно уезжаем в башню.
Княжич так и сказал в Башню, чем меня сильно заинтриговал.
– Здесь оставаться опасно. Я не верю в случайности. На моей памяти никто раньше не пытался проникнуть в мой дом.
В спешке мы похватали немногочисленные вещи, в утренних сумерках нас уже ждал мобиль Мечислава. Мы покидали в грузовой отсек машины немногочисленные пожитки и, опережая рассвет, помчались из города. После событий ночи у меня не было сил смотреть по сторонам, я смежила веки, привалилась к Эрвину и отключилась.