Вермахт у ворот Москвы, 1941-1942
Шрифт:
В настоящем исследовании не стоит задача подвергать критике упомянутые немецкие данные того периода о советских потерях, хотя известно, что в отношении, например, пленных они были завышены более чем на 1,5 млн. чел{503}. ОКХ позднее подсчитало, что к 20 декабря 1942 г. в германский плен с начала войны попало 3,35 млн. солдат и офицеров Красной Армии. Стоит, однако, подчеркнуть, что даже по приблизительным и неточным цифрам отдела по изучению иностранных армий Востока выходило, что Советский Союз располагал на то время значительно большими, чем у Германии людскими ресурсами. Представители ОКХ не могли не видеть, что если СССР удастся должным образом подготовить свои резервы, то Красная Армия сможет в ближайшие месяцы ввести в бой крупные силы на южном
Согласно имевшихся у генштаба ОКХ к концу битвы под Москвой сведений, сам вермахт также еще имел немалые резервы для продолжения активной борьбы. К весне 1942 г. в вооруженных силах Германии находилось 8,7 млн. чел. Кроме того, был резерв в 5,1 млн. человек, которые считались военнообязанными, но были освобождены от службы в связи с выполнением "важных для войны задач". Однако командованию сухопутных войск не приходилось рассчитывать на эти 5,1 млн., поскольку их призыв в армию означал ослабление экономики рейха. Следовательно, оставались лишь новобранцы. С февраля по апрель 1942 г. в германскую армию поступили призывники 1922 г. р., всего - 270 тыс. чел. В армию резерва для подготовки были направлены также призывники 1923 г. р. Еще 350 тыс. чел. запасников поступило в восточную армию с июля по сентябрь 1942 г. Тем не менее, ОКХ теперь приходилось с большим трудом изыскивать дополнительные силы. Широкое распространение получили такие явления, как замена на передовой солдат старших возрастов на более младших, а в штабах мужского персонала на женский{504}.
Несмотря на то, что весной 1942 г. верховным командованием вооруженных сил Германии было принято решение перенести направление основного удара на юг, для ОКХ и многих полевых командиров вермахта главной целью, по-прежнему оставалась Москва. Только после ее захвата можно было говорить о достижении победы в войне. В сознании большинства немецких солдат срок капитуляции советской столицы лишь переносился на некоторое время.
Фельдмаршал Паулюс, который, быть может, как никто другой понимал значение Сталинграда и гибели там его 6-й армии, тем не менее, свидетельствовал после войны: "...Весной 1942 г. главным направлением с оперативной точки зрения продолжало оставаться московское. Однако для широкого наступления на Москву не было экономического базиса... Именно экономические цели заставили временно (курсив наш - М. М.) отказаться от наступления на Москву, хотя Москва оставалась, по-прежнему, главной оперативной целью..."{505}
Стремление к источникам сырья уводило германские войска от ключевого пункта кампании. Время, которое немцы тратили на продвижение к Сталинграду и Кавказу, по максимуму использовалось руководством Красной Армии. В советском тылу (в том числе в центральном регионе европейской России, который не был оккупирован и оставался главным поставщиком людских ресурсов для армии) готовились свежие соединения. Чем больше части вермахта вязли в сражениях в донских степях и предгорьях Главного Кавказского хребта, тем меньше у них становилось шансов выиграть войну.
Перед началом своего летнего 1942 года наступления на юге, германское командование решило подбросить руководству Красной Армии дезинформацию о якобы готовящемся новом наступлении вермахта на Москву в конце июня 1942 г. (эта дезинформация известна под кодовым наименованием "план "Кремль""). Немцы надеялись сковать советские силы перед фронтом ГА "Центр", не допустить их переброски на Юго-Западный и Южный фронты.
Вызывает сомнение, чтобы Ставка ВГК и лично Сталин когда-либо думали ослаблять свой фронт западнее Москвы. Слишком велик был риск, а немецкие войска стояли еще очень близко от столицы. Достоверно не известно, попала ли эта дезинформация Сталину на стол и, если да, то какова была в этом случае его реакция. Ясно одно, значительно изменить его планы она не могла. Просчет советского командования весной 1942 г., который привел к новым потерям и отступлению, состоял в общей недооценке германской армии, ее сил и возможностей, а не только в предположении, что немцы летом 1942 г. вновь попытаются ударить на Москву.
С другой стороны, разрабатывая планы кампании 1942 г. и запуская дезинформацию "Кремль", немецкое командование не учитывало в полной мере способность советских войск, находящихся на московском направлении (Западный и Калининские фронты) самим наносить сильные удары по врагу, проводить наступательные операции и препятствовать тем самым переброске германских соединений из ГА "Центр" под Сталинград и на Кавказ. Генералы вермахта никак не хотели признавать, что к лету 1942 г. по многим показателям армии противоборствующих сторон на Восточном фронте стали примерно равными по силе. В какой-то мере этому способствовали и не совсем удачные действия советских войск в ходе Ржевско-Вяземской операции, когда командование Красной Армии преждевременно решило, что полный разгром Германии уже не за горами. Необходимы были время и новые тяжелые поражения, чтобы фундамент, который заложила победа под Москвой, стал ощутим и проявился в решительных победах советских войск над германской армией.
После войны, на допросе, проводимом советскими военными представителями, бывший начальник штаба ОКВ фельдмаршал В. Кейтель скажет: "...В результате кампании 1941 г. стало ясно, что возникает момент известного равновесия сил между немецкими и советскими войсками. Русское контрнаступление, бывшее для верховного командования полностью неожиданным показало, что мы просчитались в оценке резервов Красной Армии. Тем более было ясно, что Красная Армия максимально использует зимнюю стабилизацию фронта для дальнейшего усиления пополнения и подготовки новых резервов. Молниеносно выиграть войну не удалось. Однако это ни в коем случае не отнимало у нас надежды новым наступлением достигнуть военной победы..."{506}
Если Кейтель еще рассчитывал на победу, то ряд других высокопоставленных руководителей рейха придерживались более скептической точки зрения на дальнейший ход войны. Командовавший в то время армией резерва генерал-полковник Ф. Фромм, учитывая создавшееся сложное положение в военной промышленности и имевший хорошее представление о наличии людских резервов Германии, должен был признать, что, продолжая эту войну, вермахт приближается к катастрофе. Министр по делам вооружений и боеприпасов доктор Фриц Тодт докладывал фюреру 29 ноября 1941 г., что окончание войны в пользу Германии возможно только на основе политического урегулирования{507}.
Многие крупные военачальники и офицеры вермахта также сознавали наихудшие для Германии последствия поражения под Москвой. Интересно ретроспективное восприятие некоторыми из них событий зимы 1941/42 г. Так, генерал Ф. Гальдер впоследствии назвал их "катастрофой" и "началом трагедии на Востоке", а генерал Блюментрит - "поворотным пунктом" кампании в России. Генерал Рудольф Бамлер (бывший командир 47-го моторизованного корпуса) утверждал, что "отступление 1941-1942 гг. было исходным пунктом большого военного кризиса, от которого немецкая армия ни материально, ни морально так и не смогла оправиться". А адъютант Гитлера фон Белов в своих воспоминаниях события под Москвой отнес к "великому перелому в ходе второй мировой войны"{508}
Зимой 1941/42 г. Гитлер снял со своих постов опытных фельдмаршалов и генералов: Ф.Бока, В. Браухича, Г. Гудериана, Э. Гепнера, А.Штрауса и др. Они были довольно популярны в армии, и их отставка негативно сказалась как на руководстве боевыми действиями, так и на моральном состоянии военнослужащих вермахта. Полевые командиры были удручены перестановками в руководстве и считали их ошибкой, которая ведет к потере инициативы в решении оперативных вопросов, а, следовательно, и к неизбежным поражениям. Более подробно вопрос об отношении германских солдат и офицеров к отставке своих военачальников будет рассмотрен в третьей главе настоящей книги.