Вернадский
Шрифт:
Далеко не все ученые могли в то время оценить научное значение начинаний Владимира Ивановича. Многие втайне над ним подтрунивали, снисходительно усмехались: видано ли этакое! Заниматься бесконечными анализами, изучая, какие химические элементы преобладают в составе ткани тех или иных видов. Где тут геохимия? Тут даже не биология, а какие-то пустые химические упражнения…
Скептики поутихли, когда одна за другой стали выходить на русском языке работы Вернадского, посвященные биогеохимии — науке о геохимической деятельности живых организмов. Оказывается, они накапливают на земной поверхности, в осадочных породах определенные химические
Эти знания одинаково ценны и для поисков полезных ископаемых, и для освоения биологических ресурсов, и для охраны земной природы.
Создал Вернадский ещё одно полезное научное учреждение: Комиссию по изучению минеральных вод СССР. Позже она стала Гидрогеологической лабораторией Академии наук.
По инициативе Вернадского было созвано первое в Союзе (и в мире) совещание по проблемам вечной мерзлоты. В 1932 году он, поддержав предложение мерзлотоведа М. И. Сумгина, добился учреждения Комиссии по изучению вечной мерзлоты. Несколько позже комиссия превратилась в комитет, а затем в Институт мерзлотоведения АН СССР, который возглавил академик В. А. Обручев.
Надо ли говорить, насколько важны были эти научные учреждения в ту пору, когда Советский Союз начал активно осваивать огромные территории, где распространена вечная (точнее, многолетняя или многовековая) мерзлота.
Замечательной способностью обладал Вернадский — заглядывать на десятилетия вперед, предопределять ход научной мысли и практики.
Надо лишь помнить, что никаких государственных должностей он не занимал, в правящую ВКП(б) не вступал, подвергался нападкам некоторых весьма влиятельных философов, а некоторые его сотрудники и друзья, в частности Б. Л. Личков, отбывали сроки в лагерях. И при этом он был крупнейшим организатором науки в СССР!
Значит, его инициативы поддерживал не только Президиум АН СССР, но и советское правительство, Политбюро, Сталин. В те довоенные годы наша держава за десятилетие поднялась после Гражданской войны и разрухи на уровень передовых стран мира в промышленности, науке и технике, образовании и культуре. Это с полнейшей достоверностью доказала наша победа в Великой Отечественной войне.
На склоне лет
В 1937 году Владимир Иванович выступил на Международном геологическом конгрессе в Москве с докладом «О значении радиоактивности для современной геологии». По его предложению и при его участии была создана Международная комиссия для определения геологического времени. До этого года он часто ездил в командировки за границу с чтением лекций, участвовал в совещаниях, работал в лабораториях и музеях.
Темы его статей разнообразны, широта интересов поразительна: гидрогеология и океанография, общая геохимия и радиогеология, геотермия и биогеохимия, биохимия и почвоведение, география и минералогия, планетоведение и геохронология (перечень не полон).
Он по-прежнему не живёт одной наукой. Его беспокоит ситуация, сложившаяся в мире, когда в Италии, Германии, Японии агрессивная государственная идеология пропитана ядом расизма и милитаризма.
В 1938 году он предполагает возможность повторения мировой войны: «Создаётся неустойчивое положение, могущее вызвать огромные несчастия, но далеко до крушения мировой цивилизации нашего времени. Слишком
Считая прогресс научных знаний основой и движущей силой мировой цивилизации, находит он в этом источник оптимизма: «Нигде не видим мы какого-нибудь ослабления научного движения, несмотря на войны, истребление, гибель людей от убийств и болезней. Все эти потери быстро возмещаются мощным подъёмом реально осуществляемых достижений науки».
Странный вывод. Никакими достижениями науки невозможно «возместить» и оправдать истребление миллионов людей. А массовые убийства стали возможны именно благодаря успехам наук: созданию военной техники, мощнейших взрывчатых веществ, отравляющих газов.
Вера в науку мешала Владимиру Ивановичу оценивать пороки научно-технической цивилизации. А ведь он не был кабинетным учёным, отрешённым от жизненных и бытовых реалий: принимал горячее, порой самоотверженное участие в судьбах своих друзей и учеников, при первой необходимости помогал им и их семьям.
В дневнике (май 1941 года) записал: «Я так счастливо поставлен, что могу поддерживать многих людей…» (и перечислил десяток фамилий). Он вёл постоянную переписку с Б. Л. Дичковым, который шесть лет работал в ГУЛАГе на «Волгострое» (был осуждён в 1934 году как «русский националист»). Это заочное общение помогло Личкову в трудные для него годы. В одном из писем он решился высказать Вернадскому свои чувства:
«Вы для меня не только горячо любимый друг, но Вы — одновременно — источник вдохновения, мерило ценностей, учитель. Я не хотел бы ничего преувеличивать, но мне хочется просто сказать Вам, что такое представляете Вы для меня… Всегда благодарю судьбу за то, что она дала возможность встретиться с Вами и в течение ряда лет пользоваться живым духовным общением с Вами… В Вашем образе я нахожу источник бодрости, яркий пример… Я всегда стараюсь во всем быть прямым, правдивым и принципиальным, и Ваша прямота и глубокая принципиальность для меня всегда были предметом глубокого преклонения».
У них бывали серьёзные научные разногласия. Личков, оригинально мыслящий учёный, безуспешно пытался убедить Вернадского в том, что материки в геологической истории значительно перемещались по земной поверхности. (По современным представлениям позиция Личкова более правильная; и не глобальные плиты перемещаются, а именно материки, о чём писал в начале XX века австрийский геофизик Альфред Вегенер.)
Научные споры Вернадского и Личкова были содержательными и плодотворными. Об этом можно судить по опубликованной их переписке. Личков, например, высказывал обоснованные сомнения по поводу идеи Вернадского о приблизительном постоянстве массы живого вещества в геологической истории. Пожалуй, и тут Личков был прав.
Тем убедительнее, внушительнее выглядят его восторженные слова в адрес Вернадского. Кого не смеешь или не можешь критиковать, не следует и восхвалять.
Школа Вернадского — не только школа научной мысли, но и душевной чуткости, доброты, благородства, искренности и упорства в исканиях истины. Все, кто прошел эту школу, не только достойно прожили жизнь, но и передавали окружающим часть своего душевного тепла.
Вернадский не старался окружать себя «правоверными учениками», подхватывающими и повторяющими мысли учителя. Он воспитал в ученике самостоятельного мыслителя.