Шрифт:
I
Рим шумел и бурлил вокруг Публия Квинтилия Вара, когда полдюжины крепких лектиариев несли его паланкин к дому Августа на Палатинском холме. Рабы, облаченные в одинаковые красные туники, шагали по неровной булыжной мостовой умело, плавно и размеренно, не давая Вару ощутить ни малейшего толчка.
Разумеется, Вар мог бы опустить занавески паланкина и тем самым отгородиться от многотысячной уличной толпы, но сегодня он не возражал, чтобы на него смотрели: с первого взгляда было заметно, что несут важную особу.
Путь ему преградила
Рабы Вара не собирались мириться с задержкой. Один из следовавших за носилками педисеквиев [1] (римский аристократ, как избранный, не носил сам свои вещи, за него это делали сопровождающие) тут же выкрикнул с сильным греческим акцентом:
1
Педисеквии — сопровождавшие господина рабы-скороходы.
— Эй, там, дорогу! Пропустите паланкин Публия Квинтилия Вара!
На узких, извилистых улочках, забитых пешеходами, вьючными ослами и повозками, освободить путь было нелегко. Седовласый человек, управлявший повозкой, даже не попытался это сделать, гаркнув в ответ:
— Пропади он пропадом, кем бы он ни был!
Судя по акценту, возница был самнитом или осканцем.
— Кем бы он ни был? Да как ты смеешь, деревенщина!
Педисеквий не знал более страшного оскорбления и вознегодовал так, словно возница задел его самого. И неудивительно: если господин был солнцем, то раб луной и светился отраженным светом.
— Да будет тебе известно, что Публий Квинтилий Вар двадцать лет назад был консулом! Консулом, говорю тебе! А потом управлял провинцией — Сирией и только что вернулся в Рим. Он женат на внучатой племяннице Августа. Да помогут тебе боги, несчастный, если Вар спросит твое имя!
Возница стегнул быков и прошелся кнутом по двум пожилым женщинам, чтобы те убрались с дороги. Женщины завопили, но посторонились. Повозка откатилась на освободившееся место, дав дорогу носилкам и свите.
— Молодец, Аристокл! — похвалил раба Вар.
Педисеквий задрал подбородок, выпятил грудь и двинулся дальше такой походкой, словно был гигантом десяти локтей ростом и восьми локтей в плечах, а не лысеющим, худосочным маленьким греком.
Квинтилий Вар спрятал улыбку. В управлении рабами, как, впрочем, и в управлении любыми другими людьми, имелись свои хитрости, позволяющие добиться максимального послушания и усердия. Разумная похвала, произнесенная в нужный момент, могла принести больше пользы, чем динарий.
По пути к Палатину Аристоклу еще не раз приходилось повышать голос. Что поделать, таков Рим: народу здесь слишком много, а места слишком мало.
Уличные музыканты бренчали на кифарах и играли на флейтах в надежде, что брошенных прохожими монет хватит на еду. Чуть ли не на каждом углу торчали писцы, предлагавшие услуги неграмотным, а торговцы наперебой расхваливали свой товар:
— Фиги в меду!
— Бусы! Прекрасные стеклянные бусы из Египта!
— Хлеб, сыр и масло!
— Краска для век, она сделает ваши глаза прекрасными!
— Жареные певчие птички! Кто хочет жареных певчих птичек?
— Амулеты, они принесут вам удачу!
— Вино! Настоящее фалернское!
Вар захохотал. Лектиарии тоже. Педисеквий, старавшиеся сохранять важный вид, лишь покачали головами. Только круглый дурак поверил бы, что тощий уличный торговец с амфорой на плече и впрямь может предложить вино, достойное самого Августа. То, что находилось в этом сосуде, наверняка отдавало уксусом, если не мочой.
Когда носилки наконец добрались до Палатинского холма, уличный поток поредел. На протяжении многих лет Палатинский холм оставался процветающей частью города, и проживали здесь важные люди — истинные римляне. На Палатине не встречались одетые в штаны галлы, смуглые евреи и пылкие нумидийцы, зато остальной Рим кишмя кишел варварами, стекавшимися сюда со всей империи в надежде разбогатеть. До сих пор никто не нашел способа не впустить их сюда или выставить тех, что уже явились.
«А жаль, что не нашел», — подумал Вар.
Роль Палатина, как места для избранных, особенно возросла после того, как на склоне этого холма поселился Август, владыка Римского мира. Август управлял империей более трети века, и, хотя некоторые сенаторы тосковали по Республике, при которой они были самой крупной рыбой в пруду, большинство простых людей уже не помнили той поры. Если кому-то и вспоминалась Республика, то в основном как время почти непрерывных кровавых гражданских войн. Вряд ли кто-нибудь, кроме упомянутых выше сенаторов, променял бы мир и благоденствие эпохи Августа на хаос, царивший до нее.
И уж точно ни на что не променял бы нынешнюю эпоху Квинтилий Вар, неразрывно связанный с новым порядком. Он принадлежал к тем многочисленным личностям, которые вовремя приняли сторону человека, достигшего вершин власти, и возвысились вместе с ним. Вряд ли Вар добился бы большего при Республике. Возможно, и Рим не добился бы большего при Республике, однако Рим значил для Вара меньше, чем значил Вар для Рима.
Его отец, Секст Квинтилий Вар, думал иначе. Он покончил с собой при Филиппах вместе с Брутом и Кассием, потерпев поражение в битве с Антонием и Октавианом, тогда еще не называвшим себя Августом. В ту пору, почти пятьдесят лет назад, Публий был еще мальчиком, и ему очень повезло, что победители не подвергли гонениям семьи побежденных.
Подумав об этом, Вар серьезно кивнул. Да, ему во многом везло.
Резиденцию Августа охраняли воины. Августа можно было упрекнуть в чем угодно, только не в глупости. Он прекрасно знал, что в Риме до сих пор есть люди, которых возмущает его правление, поэтому о безопасности императора заботились три когорты преторианцев, расквартированных в городе, — тысяча пятьсот воинов. Еще шесть когорт были размещены в ближайших городах. По вооруженному караулу перед входом можно было безошибочно отличить дом Августа от всех остальных домов на Палатине.