Верни мне сына
Шрифт:
Скрещиваю на груди руки и недовольно смотрю на нее.
— Ксюш, у меня сын болеет, утром придет доктор. Давай ближе к делу, ладно?
— В общем, я работала в ночном клубе в Карелии. Там познакомилась с Никитосом, мы стали вместе жить…
— О твоих похождениях мне слушать неинтересно, — уставшим тоном перебиваю я.
Ксюша поджимает губы, словно боится в чем-то сознаться, натягивает рукав платья на пальцы, прижимает его к уголкам глаз, шмыгает заложенным носом и смотрит на меня с такой опаской, словно я побью ее после того,
— Мне срочно нужны деньги, Ань…
— Нашла чем удивить, — усмехаюсь я. — Когда они тебе были не нужны?
— В этот раз мне много нужно. Очень, — серьезно произносит сестра. — Никитос проиграл в покер очень опасным людям, и его поставили на деньги…
Ксюша болезненно морщит лицо, по ее щекам текут слезы.
— Проценты капают, долг растет, — всхлипывает она на всю кухню. — Вчера ему отбили почки и пригрозили, что если не вернет деньги в течение трех дней, то его кокнут, — пищит она на последнем слове, и, уронив голову в ладони, трясет плечами.
Мне не жалко ее, нет. Я просто в шоке! В шоке оттого, что у нее хватает наглости припереться в мой дом и просить денег для какого-то очередного «Никитоса».
Да она даже не поинтересовалась, как живет ее сын, не захотела взглянуть на него хоть одним глазком и посмотреть каким он стал. Ведь она не видела его с рождения! Зато ее очень волнует судьба какого-то парня. Аж рыдает сидит!
Внутри меня все полыхает, чувствую, как от злости краснеет лицо.
— Пошла отсюда вон! — говорю я настолько грубо, насколько могу.
Встаю со стула, быстро шагаю в коридор за курткой, возвращаюсь обратно и кидаю ее на колени Ксюши.
— Одевайся и убирайся из моей квартиры! Здесь тебе не банкомат, выдающий купюры! — быстро и зло говорю я.
Ксюша отчаянно смотрит на меня полными слез глазами, складывает ладони в молитвенном жесте.
— Ань, умоляю тебя, помоги мне в последний раз, сестренка. Его же убьют, понимаешь? А я люблю его, я…
— А бабушку, значит, не любила? — щурюсь я. — Где ты была, когда она хотела проститься с тобой? Где ты была, когда она в бреду шептала твое имя?! — мой голос задрожал, глаза зажгли слезы. — Ты даже не приехала с ней проститься, а сейчас смеешь просить за какого-то парня?
Я смахиваю с лица слезы и с трудом подавляю в себе желание отвесить ей пощечину. Кто бы знал, как мне хочется отомстить ей за все бабушкины слезы и переживания.
— Даже если бы мне захотелось тебе помочь, то все равно не смогла бы. Сама знаешь: я переписала на тебя все, кроме этой квартиры, — сквозь зубы говорю я.
— А бабушкин дом? — вдруг спрашивает Ксюша. — Он же нам обеим достался в наследство, верно?
От этого вопроса я впадаю в ступор. От сестры, конечно, всего можно ожидать, но, простите… как говорится, тело бабушки еще не успело остыть, а она уже мысленно делит ее дом?! Совсем умом тронулась?
И к тому же на этот дом у меня есть свои планы. Я не собираюсь продавать его, а хочу
— Дом продавать не будем! — твердо заявляю я и возмутительно фыркаю. — Еще чего выдумала! Ради спасения какого-то игромана продавать дом, в котором мы с тобой выросли?
— Тогда отдай мне мою долю, — пожимает плечами сестра.
Я только раскрываю рот, чтобы вылить на нее весь свой гнев, как она хватает меня за руку и снова пускается в слезы.
— Анечка, миленькая, я знаю, что виновата перед тобой, перед Даней, перед бабулей. Знаю все, — тараторит она, задыхаясь от слез, — вот такая я… Вот такая дура непутевая и невезучая… Это ты у нас всю жизнь правильная, и в институте отучилась и сына вон, воспитываешь, а я… А я только и умею искать приключения на свою задницу.
Ксюша вытирает мокрое лицо, горько смеется.
— Влюбилась как дурочка и ничего не могу с собой поделать, понимаешь? Мы ведь с ним свадьбу уже назначили, думали, как раз после Нового года распишемся. А тут такое…
Она берет со стола салфетку, громко высмаркивается и, вздыхая, качает головой.
— У него долг больше двух миллионов, Ань… Как пить дать — убьют. А не убьют, так инвалидом сделают. А я буду катать две коляски, — снова плачет Ксюша. — Одну с ребеночком, вторую — с мужем…
И моя челюсть отвисает до пола.
— Что-что ты сейчас сказала?.. — заторможенно произношу я, глядя на нее во все глаза.
Глава 27
— Ты что беременна? — спрашиваю я, внезапно охрипнув и, нащупав рукой стул, медленно на него оседаю.
— Почти два месяца, — шмыгает носом Ксюша и снова громко высмаркивается в салфетку.
Я запускаю пальцы в волосы, поднимаю голову к потолку и, зажмурив глаза, протягиваю:
— Кап-е-е-ец… Как так-то, а? Ну как так-то, Ксюш?!
Сжав губы, впиваюсь в нее злющим взглядом.
— Материнство — это не шутка! Это не поиграть с ребеночком денек-другой, это навсегда, понимаешь?! — прикрикиваю я. — Это и бессонные ночи, и пеленки, и какашки, и отрыжки и все, отчего тебя, брезгливую до ужаса, воротит всю жизнь! А еще тебе придется забыть о клубах, о мечте стать моделью и обо всех своих развлечениях, ты это понимаешь?
— Вполне, — уверенно и обиженно заявляет она.
— Ох, ничего себе! — округлив глаза, я восхищаюсь ее готовности стать матерью. — И это говорит мне девушка, которая на пятый день после родов укатила неизвестно куда и ни разу за полтора года не поинтересовалась, как дела у ее ребенка?
— Ань!
— Ксюш! — прикрикиваю я, не давая сказать ей ни слова. — Да, я прекрасно помню, что согласилась на все твои условия, что пообещала взять все заботы о сыне на себя и выполнила эти обещания, но!