Верни мои крылья!
Шрифт:
Ника ломала руки, растоптанная собственной беспомощностью. Она, видевшая, как изготавливался трон, знала его секрет. Единственная из олимпийцев, она могла спасти Геру, прекратить все это, просто нащупав тайный механизм, спрятанный под серебряной пластинкой с распятым на колесе человеком. Но Ника была бесплотна и невесома и лишь обжигала руки в тщетных попытках отстранить Геру от раскаленной спинки трона. Она видела, как обожженная кожа прилипает к металлу и лоскутами отделяется от красной плоти. Гера кричала. Никто не мог помочь, но не оставляла надежды только Ника.
И тогда Гефест повернулся и взглянул прямо ей в глаза, единственный заметивший ее:
– Уйди.
Она задыхалась в чаду и запахе обуглившегося мяса, идущем от проклятого трона. Жар застилал ей глаза.
Дышать было нечем. Ника проснулась в темноте, поднялась на постели и больно стукнулась лбом об откидную сетку, нависшую над верхней полкой. Все в купе крепко спали, тучный сосед храпел, выводя рулады. Из тамбура тянуло табачным дымом.
До самого рассвета Ника лежала, глядя на разматывающуюся за окном тесемку железнодорожной насыпи, и, отбросив в сторону худое казенное одеяло, пыталась вспомнить, что ей снилось. Мысль вилась и дразнилась совсем рядом, но каждый раз ускользала. От тщетных усилий у Ники разболелась голова. Ядовитая от предчувствий кровь гудела в венах.
Поезд прибыл в Москву только ранним вечером, в начале шестого. Перспектива дожидаться следующего утра, чтобы попасть в театр, показалась Нике до того невыносимой, что она поехала на работу, не заходя домой, убедиться, что без нее не случилось никаких происшествий – и что Липатова заочно не уволила ее в приступе гнева, обиды или бог знает чего еще.
Репетиция закончилась раньше обычного, и в театре остались лишь единицы. Лариса Юрьевна бросилась к Нике как к родной:
– Наконец-то! Заждалась тебя. Что творишь, а? – и вдруг порывисто обняла. Ника неловко похлопала ее по спине.
– Слушай, я без тебя как без рук. Премьера в четверг, мы совершенно не готовы! В туалете отвалился новый кафель, надо переделывать за завтра. Ребров напортачил с анонсом для «Вечерки», дважды переписывали. Еще тебе надо перезвонить в типографию, там новые расценки, на стол тебе положила. И, черт тебя возьми, натаскай Дашку вместо себя, что ли! Объясни ей, что да как. А то девка ты молодая, видная, как улизнешь от меня – что делать потом прикажешь одной? А так хоть Дашку оставишь вместо себя…
У Ники отлегло от сердца. Кажется, все в порядке. Она зашла в комнатку с кассой и кивнула Дашке:
– Привет.
Та встрепенулась и подскочила из-за стола.
– Сиди-сиди.
– Это твое место.
– Господи, да сиди, пожалуйста, – засмеялась Ника легко. Дашка опустилась в кресло и продолжила рукодельничать, поглядывая на Нику, пока та делала звонки. В типографии никто не поднял трубку, рабочий день был окончен. Дашка увлеклась поделкой, от усердия вытягивая губы трубочкой и что-то пришептывая. Перед ней на темной столешнице лежала горстка разномастных пуговиц и моток лески.
– Что ваяешь? – Ника отставила телефон на край тумбочки.
– Подарок Свете на день рождения. Смотрела на твой абажур, такой он классный… – Дашка подняла глаза к потолку, где покачивался пуговичный абажур, отбрасывая на стены дробные пятнистые тени. – И решила смастерить что-то похожее. Тоже из пуговиц, только шкатулку. Будет напоминать о тебе… ну, если ты вдруг уйдешь.
– Пока не собиралась, – странно, уже второй человек говорит о ее уходе. Видимо, и правда перепугались.
– Как знать, – Дашка озабоченно пожала плечами и подцепила еще одну пуговицу,
Она сказала это будто между делом, но Ника поняла, что девочка гордится собой.
– Какая ты молодец. Первый раз делала?
– Да. Раньше всегда было не до того… Я подумала, если уж Света из своего кармана платит мне зарплату, надо чем-то это оправдывать, – и добавила, заметив, как напряглись Никины плечи: – Да ладно, неужели ты думаешь, я поверила в зарплату в конверте? Я не дура.
– Нет, конечно, не дура, просто…
Дашка вздохнула и серьезно потерла наморщенный лоб.
– Знаешь, что? Я сперва хотела послать ее, думала, что это как проституция. Она мне платит, чтобы я… что? Жила с ней? Но я ведь и так живу. Мне с ней хорошо, вообще-то. И она ведь только на вид такая строгая и красивая, как учительница, а на самом деле ей нужна моя помощь. Она добрая и все время лезет обниматься, хоть я этого и не понимаю. Она такая потерянная, как зверушка какая-то. Я вчера напекла блинов, а она так обрадовалась… – Дашка улыбнулась от воспоминаний. – Ну и что, что она мне платит. Дурацкая затея, конечно, но я потом все ей отдам. Точно отдам, ты не думай! Ты только Свете не говори, что я знаю, а то она расстроится. Просто… Она так радуется, когда мы что-нибудь делаем вместе. А вот мамке моей все по барабану. А, да что с нее взять, с мамки! Я ведь для нее «Даша-параша»…
Только теперь Ника узнала, почему девочка требует называть ее Дашкой… Чтобы не рифмоваться. Она помрачнела и принялась покусывать щеку изнутри. Потом мотнула головой и сменила тему:
– Угадай, кто выходит замуж!
– Кто? У нас в театре? – Ника насторожилась. – Афроди… То есть… Римма?
– Неа.
Глаза Дашки загорелись оживлением, и она даже не заметила, как Ника скрестила на груди руки, стремясь унять дрожь.
– Репетиция заканчивалась. И тут вдруг Трифонов, такой: «Минутку внимания!» – Дашке удалось на удивление метко схватить интонацию Дани. – «При всем честном народе… Ольга Владимировна Сафина, выходи за меня замуж. Серьезно!» Все просто обалдели. А Сафина постояла, посмотрела и говорит, знаешь, что? «А давай!» Вот прямо так и заявила «А давай!». И все, теперь они жених и невеста. И еще у них, кажется, скоро будет маленький…
Ника поняла, что улыбается во весь рот. Надо же, люди еще не разучились избегать ошибок… Неприступная Леля все-таки покорилась рыжему прохвосту Дане. И пока девушка в полной мере осознавала новость, Дашка продолжила, завязав очередной узелок:
– А Корсакову бросил Мечников.
– Что?!
Скрыть потрясение не удалось. Дашка многозначительно кивнула:
– Ну да. Как ты уехала, сразу же. На следующий день. Пришли врозь, и с тех пор все.
– Может, просто поссорились? – слабо пробормотала Ника. Как же так, ведь Кирилл обещал оберегать Римму. Он так волновался за свою девушку, за ее срыв…
– А тебе бы хотелось, чтобы они просто поссорились? – хмыкнула Дашка.
– Что? Нет, я… Мне-то какая разница…
– Дело верняк. Расстались. Она сперва держалась, хотя и было видно, что у них «любовь прошла, завяли помидоры». Но когда оказалось, что Трифонов с Сафиной скоро поженятся, тут-то ее и пробрало. Второй день ревет уже.
– И… тебе ничуть ее не жалко? – попробовала Ника воззвать к совести, неясно только чьей, Дашкиной или своей собственной, потому что внутри стремительно проклевывалось и распускалось что-то нежно-зеленое.