Вернись, любовь
Шрифт:
– Вот посмотришь. Со временем ты поймешь, что произошли и хорошие перемены. Ты принимаешь правильное решение, переводя свое дело в Америку.
– Надеюсь, что это так.
– Кстати, что ты сделаешь с виллой?
– Я начну упаковывать вещи на следующей неделе.
– Ты забираешь все с собой?
– Нет, не все. Кое-что я оставлю здесь.
– Могу я помочь тебе? Помедлив, она кивнула.
– Так будет намного легче. Я... я боялась возвращаться туда.
Он лишь кивнул и улыбнулся, когда она в последний раз вытерла нос.
Глава 24
Машина свернула на покрытую гравием дорожку и остановилась перед знакомым парадным входом. Изабелла
Бернардо беззвучно стоял сзади, пока Изабелла медленно не пошла к дому. За пять недель пребывания в Риме она ни разу не приходила сюда. В каком-то смысле она так и не вернулась обратно. Она приехала в Рим, чтобы уладить дела. Но это было нечто иное, личное, частичка прошлого. И в душе Изабелла понимала, что не готова увидеть дом. Сейчас, вернувшись сюда, она была признательна Бернардо, что приехала не одна. Она с мягкой улыбкой оглянулась через плечо, вспомнив о нем. Но темные глаза не улыбались, они смотрели печально и отрешенно, когда она огляделась вокруг и нажала кнопку звонка. У нее был с собой ключ, но она не захотела воспользоваться им. Теперь это походило на визит к кому-то. К той, кем она была когда-то.
Бернардо наблюдал, как служанка открыла дверь, и Изабелла шагнула в дом. Он предупредил прислугу. Синьора ди Сан-Грегорио возвращалась домой. Новость была встречена с трепетом и возбуждением. С Алессандро? Навсегда? Поднялась суматоха: какие комнаты открыть, что приготовить? Но Бернардо быстро рассеял иллюзии. Она не будет жить там и приезжает одна. Алессандро еще в Америке. А потом он нанес последний удар: Изабелла собирается законсервировать дом.
Но в любом случае здесь все было уже не так. Основной персонал, работавший в доме, уже ушел. Мама Тереза уехала в апреле, поняв в конце концов, что ее подопечного не будет очень долго. Бернардо сказал ей, что риск слишком велик. Возможно, его не будет год, может быть, чуть меньше или больше. Она отправилась в Болонью к какому-то семейству с тремя дочерьми и двумя маленькими сыновьями. Она так окончательно и не оправилась от того, как Изабелла бросила ее, даже не предупредив, что увозит Алессандро ночью, в темноте, оставив кроватку пустой, а его комнату запертой, наплевав на женщину, которая защищала и любила его. Луиза на лето нанялась на работу в Сан-Ремо, к людям, у которых когда-то работала. Энцо тоже ушел, его комната в гараже пустовала. Трое самых верных слуг со слезами на глазах давно покинули виллу. Осталось всего несколько человек, чтобы помочь Изабелле.
Бернардо заказал бесчисленное множество ящиков, которые стояли в передней. Изабелла увидела их сразу, как только вошла. Она молча стояла и смотрела на них, но ее взгляд уносился дальше. Казалось, она ждала знакомых шумов, звуков, которые когда-то слышала там, голосов, больше не существовавших. Бернардо наблюдал за ней, тактично держась поодаль. Изабелла положила легкий льняной жакет и медленно пошла по длинному холлу. Звуки шагов гулко раздавались в пустоте. Неужели прошло всего пять месяцев с той ночи, когда она сбежала с Алессандро? Пять месяцев с тех пор, как она, крадучись, шла по этому холлу, забрав сумки и Алессандро, шепча «ш-ш-ш» и обещая приключение? «Мы едем в Африку, мама?» Она улыбнулась и прошла в гостиную. Изабелла взглянула на часы работы Фаберже, на которые она так упорно
– Я даже не знаю, с чего начать. – Ее глаза были полны слез, и он понимающе кивнул.
– Все нормально, Беллецца. Мы будем делать это постепенно, комнату за комнатой.
– Это займет годы. – Она выглянула в сад. Карусель, подаренная ею Алессандро на Рождество, была закрыта брезентом, ее колокольчики и музыка безмолвствовали. Слезы навернулись ей на глаза, но она улыбнулась.
Бернардо следил за ней, вспоминая ту ночь и свое признание. Он порылся в кармане и протянул ей то, что держал в руке.
– Я так и не отдал тебе это в прошлое Рождество. Я боялся, что если подарю тебе его, то оно сделает тебя очень несчастной.
Рождество с Амадео всегда отличалось экстравагантностью: с ювелирными украшениями и забавными вещицами, маленькими сокровищами и замечательными книгами, которые ей хотелось получить, крошечными диковинками, которые она всегда любила.
Бернардо никоим образом не мог придумать такое для нее, и он боялся даже попытаться. Но он пошел к Альфредо Паччиоли и купил ей то, что сейчас, пять месяцев спустя, протягивал ей.
– Потом я чувствовал себя ужасно, что ничего не подарил тебе. – Он молча прикоснулся к ставшим теперь привычными карманным часам, принадлежавшим до этого Амадео. Он всегда носил их.
Он подал ей маленькую коробочку. Изабелла взяла ее и села, слегка улыбаясь.
– Тебе не надо дарить мне подарки, Бернардо. – Но она приняла коробочку и открыла ее, затем подняла взгляд на него, лишившись дара речи от нахлынувших на нее эмоций. Там было большое золотое кольцо с искусно выгравированной печатью «Сан-Грегорио», безупречно вырезанной на гладкой поверхности черного оникса. Оно должно было идеально смотреться на ее длинной изящной руке. Она надела его на палец с обручальным кольцом, широко раскрыв затуманенные слезами глаза. – Бернардо, ты сумасшедший.
– Нет. Тебе оно нравится? – Он улыбнулся и показался Изабелле очень молодым, почти мальчишкой.
– Оно – само совершенство. – Она вновь взглянула на кольцо.
– Если оно тебе нравится хоть наполовину того, как мне мои карманные часы, то я буду счастлив.
Не говоря больше ничего, она встала и подошла к нему. Они на мгновение обнялись, и он почувствовал, как бьется ее сердце.
– Спасибо.
– Будь счастлива, Изабелла. Ш-ш-ш. Нет, не плачь. Пошли, нам пора приниматься за работу. – Они медленно оторвались друг от друга. Он снял пиджак и отстегнул запонки, а она наблюдала за ним. – С чего начнем?
– С моей спальни?
Он кивнул, и они решительно пошли через холл, взявшись за руки. Изабелла подразделила все на три категории. Вещи, которые останутся в доме под чехлами, когда-нибудь она заберет их себе или, может быть, ими воспользуются здесь, если Алессандро снова будет жить в этом доме, став взрослым и вернувшись в Рим. Вторую группу вещей она упакует и отправит в Америку. Третью категорию составляли ценные вещи, которые нельзя оставить в доме, а следует сдать на хранение. Она решила, что таких будет немного. В доме оставались огромный рояль, громоздкая старинная мебель, долгие годы принадлежавшая семейству Амадео, но которую никто из них не любил. Большинство ковров она решила сдать на хранение. Они могли не подойти к ее новым комнатам. Занавеси останутся на окнах. Бра и люстры будут висеть на своих местах. Она не хотела оставлять дыры и зияющие отверстия в доме.