Вернись!
Шрифт:
Подумай и вернись! Забери нас к себе. Кричи на меня. Уходи, но возвращайся. Целуй. Не целуй. Делай, что пожелаешь, но только не отпускай меня, – будь рядом. Хоть секунду дай ощутить, что я живу! Ты моя жизнь! Без тебя меня ждёт смерть!»
Стукнув с силой ладонью о стол, я заставила боль перекочевать из души в руку. Не увидев рядом нож, я задела его лезвие.
– Чёрт подери! – порез закровоточил.
Кровь измазала исписанный лист, присоединилась к пятнам от слёз и растеклась по бумаге. Попавшейся салфеткой я накрыла рассечённую рану на ладони и, зажав
– Кто? – затаив дыхание, спросила я.
– Раиса, – это Варя.
У меня от её голоса исчезла надежда услышать мужа, искра чаяний угасла в реке разочарований. Мной овладело чувство, словно я поднялась на эшафот и остались считанные минуты моей земной жизни, а может лишь секунды или мгновения и крайне мало сил… Я оторопела в ожидании плохих вестей. Холодный пот покрыл спину. И страшная мысль прилетела, словно упала с потолка, и я порезалась о её осколки… Что случилось?.. Помолчала в ожидании ответа.
Варвара – моя давняя приятельница, – жена Сергея, хорошего друга Адама. Как я забыла о ней, о них, будто кто-то стёр их из памяти? Я не привыкла сплетничать априори, но когда мы собирались семьями, то отлично проводили время. «Боже! Как же я могла забыть?» – стучались в голове бесконечные как, и спросила натянуто вежливо:
– Привет! Очень вовремя… – сердце удвоено колотилось.
– У тебя всё хорошо? – её голос не дрожал, был мягок, как всегда.
Неискреннюю радость Варвара отметила сразу. Голос мой её насторожил, и она повторила вопрос. А я никак не включалась в беседу. Увлечённая написанием исповеди, я действительно не хотела говорить.
– Нормально, – всё, что я смогла выдавить из себя.
– Я звоню не потому, что мне хочется поболтать о пустяках. Ты же знаешь, что я люблю общаться с глазу на глаз и телефонные сплетни мне ни к чему, – она, как всегда, была прямолинейна и за это я её любила.
– Дорогая, как я рада тебя слышать! Рада безмерно… Может ты моё спасение? Как давно мы общались.
– Я хочу сообщить, что Адам живёт у нас на даче под предлогом, что ему нужна тишина для работы над проектом его мечты. А дома мешают дети. Это правда?
Я замешкалась и молчала, а она продолжала излагать:
– Я пару раз предлагала Адаму встретиться семьями, но он уклонился, и я почуяла что-то неладное. Ты не приезжала. И дети – тоже. Я заподозрила, что вы в ссоре, и хочу убедиться в правильности прогноза.
– Да… Да, это так! Господи, спасибо, что ты позвонила и сообщила где он. Для меня это очень важно. Я хочу с ним встретиться, но не знала, где искать. Он ушёл и ничего не сказал. Я не стала рассказывать приятельнице о нас с Адамом. Зачем лишний раз трепать языком. Вдруг всё наладится. Никто из друзей не должен узнать, что между нами пробежала кошка.
– Жаль, что так случилось. Нужно же было в первую очередь позвонить мне. Ты не забыла, что мой Серёга твоему Адаму лучший друг!
Я задержалась и протяжно ответила:
– Забыла!
Варя возмутилась:
– Надо же! Раиса, я же всегда на связи.
– Варь, извини, что я забыла. Можно, я немедленно поеду к нему? Мне надо. Очень!
– Ну, конечно! Давай, поезжай, а я приеду чуть позже. Там и увидимся. Будем вас мирить, – и положила трубку.
Взволнованная разговором, я забыла обо всём на свете, и о письме в том числе, оставив его лежать на кухонном столе.
Стремглав принарядившись, я перед уходом оглядела себя в зеркало, и, не найдя изъянов, в спешке пролив на себя пол флакона духов, незамедлительно бросилась к машине. Это была удача. Судьба кинула мне кость, и я как оголодавший пёс бросилась на неё. Предчувствие подсказывало, что моим мучениям пришёл конец, и сегодня я покончу с неопределённостью.
Я верила, что впереди нас ждала жизнь с чистого листа, если, конечно, Адам не будет возражать. Я решила вернуть его себе во что бы то ни стало, хотя в желании Адама я не была столь уверена.
Мотор «Subaru Forester» зашуршал, колёса взвизгнули и, сорвавшись с места, полетели по дороге с лёгким шелестом шин. Щеки пылали, взгляд горел, я стремилась резво преодолеть расстояние.
Предвкушая встречу с Адамом, я мечтала о примирении, строила воздушные замки и вдруг вспомнила, что оставила на столе письмо. На выдохе моё лицо обожгли миллионы иголок. Ведь в нём все доводы и доказательства моей любви. Что же я ему скажу?.. Объясняться словами сложно, ляпнешь лишнее, выскажешь обиду и понеслась ругань, обвинения, скандал. После пары затяжек, я успокоилась и, отбросив беспокойство, погрузилась в динамику музыки, льющейся из колонок. Ноты смешались с моментами прожитой жизни и превратили воспоминания в сладкий коктейль. В душной пробке я угорела от выхлопных газов, и с моим сознанием случились странные метаморфозы, перед глазами поплыли вырванные эпизоды из прошлого. Нестерпимо захотелось вернуться к детям, прижать их светло-русые головы к животу и расцеловать в солнечные макушки. От тоски по малышкам и счастливым будням накатили слёзы.
*
Прошло четверть суток, как я находилась в роддоме. Это были мучительные и болезненные минуты. Мужественно превозмогая боль, я покрикивала в момент схваток. Молодая акушерка заботилась обо мне и о будущем ребёнке. Принимая роды, она будто главнокомандующий отдавала приказы, призывала к рассудку, который то и дело сбегал.
– Давай, тужься! – кричала она. – Уже головка появилась! Не жалей себя! Если не родишь сию минуту, то потеряешь ребёнка… задушишь в проходе. – Она пугала меня различными исходами при родах. – Или начнём всё заново: ставить капельницу и ждать потуг, или на кесарево сечение отправлю.
Нас было двое – готовых разродиться. Как ей удавалось лавировать между обеими, – загадка. Некогда было утешать и думать о нашей боли, она не должна была допустить потерь. Её главная задача, – сберечь жизнь ребёнку и вдохнуть в него душу, чтобы новорождённый встретил в здравии этот чудесный мир. Нет более ответственной и в то же время интересной работы, чем помочь явить на свет человека.
С каждой потугой из меня вырывался здоровый крик, похожий то на скрип тормозов, то на стон бурлаков, тянущих по реке Волге гружёную баржу.