Верните женщинам гаремы
Шрифт:
Лик улыбающегося офицера-ангела был настолько небесен, что, несмотря на тяжесть момента, Соня смогла пошутить:
— Неужели «капитано» переводится с итальянского как лейтенант?
Ангел снял фуражку:
— Ваш муж полагает, что в Риме я был бы уже полковником.
Римский полковник прошел в гостинную, и, усевшись за привезенный из Италии обеденный стол, заговорил:
— Завтра вас вызовут на допрос. Большой начальник хочет довести дело до конца, и стать еще большим начальником. Но он не знает, что на этой пленке уже отсняты его брачные игры, где он скачет по сауне и пытается вас изнасиловать.
— Но для этого я должна поиграть с начальником!
— Все уже сыграно. Одновременно с вами в той же клинике по заказу вашего супруга сделали пластическую операцию еще одной женщине. Сколько это стоило, я не знаю. Знаю только, что очень дорого, потому что ей даже пришлось удлинять ноги. Мне неизвестно также, была ли она любовницей Михаила Максимовича. Но, учитывая стиль его гениального ума, не исключаю, что именно ему могла прийти в голову мысль сделать любовницей точную копию жены.
А вам не следует ничего бояться. Потому что есть злые милиционеры и добрые. А я — добрый.
Ангел улыбнулся так загадочно, а в гигантской опустевшей квартире гуляли настолько таинственные демоны, что Соня поняла: именно сегодня ей выпадет узнать, есть ли у небесных посланцев земное начало. Лейтенант Антоненко остался на весь вечер и на всю ночь, а утром сказал:
— Об этом мы никому не расскажем. Иначе нам не поздоровится. А теперь за дело!
Когда в полдень наступившего вскоре радостного искристого дня Михаила выпустили из тюрьмы, именно лейтенант-ангел проводил его до ворот и, заговорщицки подмигнув, принес извинения от имени в очередной раз ошибшегося государства.
За воротами Михаила ждали «Ауди», свобода и радостно всхлипывающая жена, похожая на ручную лису. И тут я вынужден поставить точку.
Ибо нет на свете трогательнее картины, чем прекрасная блондинка, рыдающая на мускулистом плече мужа, когда за спиной у него стоит ее любовник.
Никогда не покупайте вещи в сэконд-хенде
Будь Ольга хуже воспитана, она закричала бы от восторга. Зеленое шелковое платье переливалось в руках, как изумруд. У этого изумруда был только один недостаток — она нашла его в магазине сэконд-хенда. Вокруг стоял предсмертный запах старой одежды и куда-то вдоль железного ангара уходили ряды пальто, похожих на картофельные мешки, и шеренги затертых джинсов, чьи штанины болтались, как ноги висельников.
Ольга никогда не заходила в такие магазины. Она и сегодня не зашла бы сюда, если бы над входом кто-то не повесил вывеску «Одежда из Европы», забыв добавить слово «старая». Но сейчас Ольга была готова ему это простить. Маленький лощеный продавец с модной рыжей бородкой, в черном костюме, инородным телом прогуливался между рядами европейского барахла. Глаза его излучали внимательнейшую доброту.
Ольга еще раз потрогала ценник на платье.
— Оно действительно стоит 12 гривен?
— Действительно, — улыбнулся продавец.
— Разве так бывает?
— Иногда сюда попадают замечательнейшие вещи! На прошлой неделе один молодой человек выудил даже настоящий мундир натовского генерала.
Но Ольгу совсем не интересовали генеральские мундиры. Она, словно завороженная, смотрела на платье.
— Не сомневайтесь. Берите, — сказал продавец. — На Крещатике такое же стоит двести долларов.
— А почему вы его тогда сами не купите?
— Если бы у меня была такая девушка, как вы, я бы обязательно купил…
Единственным недостатком Ольги было то, что по окончании рабочего дня рядом с ней становилось скучно, как возле любимого компьютера. По дороге домой она уже корила себя за то, что впервые в жизни купила платье, даже не успев его примерить. Ольга работала коммерческим директором на радио, и еще в школе ее называли Считалкой. Никто лучше нее не мог договориться с налоговой инспекцией и пожарной охраной. Ее умные голубые глаза в нужную минуту сразу же становились беспредельно уставшими, напоминая всем, что, кроме законов, существует еще и множество обязательных послаблений. Особенно для девушек с нежной кожей, вынужденных одиноко бороться с жизнью.
Но то, что она увидела в зеркале, напоминало фокус из музыкального клипа. Длинное тело Ольги на глазах становилось еще длиннее, белокурые волосы потемнели до медного цвета, завиваясь проволочными кольцами, в голубые глаза кто-то плеснул желтого, отчего они заблестели бронзовой зеленью, а из разреза нового платья показалась длинная, как бесконечный карандаш, нога.
Пошатнувшись, Ольга коснулась пальцами зеркала. Отражение не исчезло. Новое странное существо поселилось в ней. Существо, явно не знакомое со словами «скромность» и «скука».
В тот же вечер высокую красавицу в зеленом платье видели играющей в рулетку в ночном клубе «Будапешт». Оттуда она ушла не одна, а в сопровождении подтянутого молодого человека в смокинге, чьи светлые волосы победоносно вспыхнули в свете фонаря, когда он подсаживал свою спутницу в длинный черный автомобиль. Смех девушки еще долго висел в переулке между «Будапештом» и Владимирским собором, раскачивая ветки весенних каштанов.
Еще через несколько дней ту же особу, только с еще более вызывающей улыбкой, заметили на представлении чеховской пьесы «Три сестры», которую молодой режиссер Жолдак переделал в эротическое шоу. В тот самый момент, когда сестры с криками: «В Москву! В Москву!» швыряли в публику трусики-стринги, означенная особа, склонившись к сидевшему рядом бизнесмену, спросила: «А вы бы взяли меня в Москву?» Раздавшийся на весь партер писк мобильного телефона можно было истолковать только как однозначное «да».
Потом девушку запечатлели для вечности в разделе светской хроники журнала «ТВ-Сад». Совершенно изменив своим классическим привязанностям, но в том же платье, она нагло целовалась с модным музыкальным ведущим, показывая публике длинный острый язык. Несколько раз с тем же ведущим ее можно было обнаружить на светских тусовках и вручении музыкальной премии — до тех самых пор, пока в Киев из Москвы не явился с публичными чтениями писатель Мандаринов. Он читал со сцены свои замечательные произведения о любви в подъездах и выкрикивал: «Вам нужны светлые идеалы? Так трахайтесь, как отечественные лабораторные мыши, а не как грязные американские крысы из фильма "Основной инстинкт"!»