Верность и Ложь
Шрифт:
– Капитан…
– Ты насиловал эту женщину? – взревел Хан.
Оппен отшатнулся на несколько шагов, и даже в тусклом свете Деймен видел слёзы на его глазах. Он кивнул.
– Да.
Хан повернулся к другому члену своей команды, из тех, что собрались поблизости:
– Верёвку.
– Прошу, капитан, – сказал Оппен. – Я не хотел. Я…
Хан врезал пирату по морде, и тот упал без чувств, судя по его молчанию. Появился другой пират с верёвкой и бросился вверх по снастям, чтобы привязать её к мачте.
Капитан сел на колени, скрывшись из глаз Деймена, и вскоре снова встал, держа в руках конец верёвки. Гигант кивнул Деймену и начал тянуть верёвку.
В одиночку Ти'рак Хан повесил своего бесчувственного члена команды, и тянул верёвку, пока ноги Оппена не стали болтаться высоко над палубой. Он держал его, глядя на Деймена и шлюху. Невозможно было сказать, когда пират, наконец, испустил дух – он так и не очнулся от удара капитана – но некоторое время спустя его кожа побледнела и обмякла. Хан всё ещё держал верёвку.
– Скатертью дорога, – сплюнула шлюха и пошла прочь.
Деймен смутно понимал, что Херт и стилуотерский паренёк потихоньку слиняли, но сам он чувствовал, что вынужден стоять там и смотреть, пока Хан не посчитает дело сделанным.
Глава 38. Фортуна
"Приют Фортуны" был созданием Дрейка. Он с нуля построил плавучий дом удовольствий – подбирал, где только можно, захваченные или брошенные корабли и снаряжал их не для долгого плавания или битвы, а для жизни и развлечений.
Дрейк пускал в ход каждый корабль, какой только мог найти, от китобоев до шлюпов, от галеонов до каракк. Он даже нашёл у сартского побережья пару гаргантов, которые только что не разваливались – под парусом эти суда двигались медленно, в шторм на них ходить было опасно, и ещё опаснее приближаться к отмелям, – так что они вышли из моды. Он нанял маленькую армию плотников, чтобы их восстановить, и теперь гарганты стояли в центре "Приюта" – каждый по меньшей мере вдвое больше других кораблей.
"Приют" стал началом империи Дрейка и источником солидного дохода – куда более солидного, чем пиратство или торговля. Многие удивлялись, как именно пират может стать богаче короля, и ответ плавал прямо перед носом у всех.
Говорили, что на "Приюте Фортуны" можно купить любое удовольствие, которое только можно придумать, а за отдельную цену даже такие, которые ещё не существуют. Аристократы, торговцы, военачальники и даже простые люди стекались в "Приют" со всех концов известного мира, и многие там спускали свои состояния, набивая карманы Дрейка.
Все считали, что "Приют" неприкасаем для тех чиновников империй людей, которые знали о его существовании. Зачем знати Сарта, Пяти Королевств или Акантии топить место, которое им нравится посещать? Для многих руководителей "Приют" оставался единственным местом, где они могли найти желаемые удовольствия и конфиденциальность, чтобы ими насладиться.
Дрейк, разумеется, слышал обо всех запросах, и за годы с тех пор, как он набрал флотилию, ему открылось много разных безумных фетишей. Сейбл, из семьи акантийских торговцев Фре'тре, требовал ванны с кровью мертворождённых младенцев, утверждая, что они дают ему вечную юность. Следовало признать, для своих шестидесяти он выглядел довольно молодо.
Генерал Чар из южных Диких Земель имел склонность есть самых опасных существ, известных человеку. Это был один из самых сложных запросов, поскольку генерал однажды попросил мясо бедра тролля, а только друрры настолько безумны и опытны, чтобы разводить этих монстров.
Эверсон Брин, капитан "Злорадного", однажды потребовал, чтобы с ним дуэтом спели соединенные близнецы-женщины. Дрейк до того и не слышал о том, чтобы два человека торчали из одного тела.
Несмотря на чудесную прибыльность, содержать "Приют" было чертовски сложно. Столько кораблей, связанных вместе, постоянно в море, и так мало двигаются по отдельности – в таких случаях корпуса имеют тенденцию гнить. Если одно судно неудачно затонет, то оно может утащить за собой и окружающие корабли, поэтому Дрейк приказал организовать чередование. Каждые шесть месяцев группы кораблей отправлялись к ближайшим плотникам, где им проводили полную проверку и необходимый ремонт. К счастью, ни один из кораблей не ходил под пиратским флагом, поэтому они могли заходить в любой порт любого цивилизованного общества, хотя стоило это немало.
Пять лет Дрейк управлял "Приютом" и поддерживал его, и пять лет он загребал прибыли. Теперь ему были нужны деньги и корабли. Те из них, что способны пересекать глубокие воды, станут законными представителями для награбленного, привезённого пиратами в Новый Сев'релэйн. Прочие постепенно оснастят для войны. И Дрейку придётся провернуть всё это, поддерживая "Приют" в рабочем состоянии. Дело нелёгкое, и оно пугало его почти так же сильно, как пугала необходимость оставить Новый Сев'релэйн и Пиратские Острова на попечение Стилуотера – но Хирон сказал доверять управление этому человеку, как своему первому помощнику, а Дрейк хорошо знал, что не стоит игнорировать предсказания брата.
– Обломки в воде, – донёсся крик пирата, чинившего бизань-мачту. "Фортуна" получила пару повреждений во время недавнего шторма и нуждалась в срочном ремонте.
Хромая вдоль правого борта, Дрейк уставился на релинг и в сотый раз за этот день пожалел, что чёртов мертвец укусил его за руку. Корабельный доктор уверял, что рана не загноится, но это не мешало ей болеть, как все восемнадцать Преисподних.
Мимо проплыла пара досок, скреплённых верёвкой – тёмное пятно на кристально-чистой воде. Дрейк вглядывался в море в поисках других признаков кораблекрушения. Зловещее чувство скрутило живот – либо случилось что-то плохое, либо вчерашняя солонина вот-вот даст ему просраться.
– Капитан, впереди обломков ещё больше.
Дрейк вытащил из кармана свой компас и открыл. "Приют" находился строго впереди, и был уже близко, судя по стрелке, которая подёргивалась по мере продвижения корабля.
– Трупы есть? – крикнул Дрейк.
– Вижу много чаек, капитан.
Чайки – плохой знак, если не сказать хуже. Птицы означают падаль, а в такой близости от обломков падаль означает трупы. Дрейк чуть не приказал поднять ещё парусов, чтобы двигаться быстрее, но корабль был в плохом состоянии, и росло чувство, что с чем бы им ни пришлось столкнуться, мало что уже можно сделать.