Верность и соблазны
Шрифт:
Простыни оказались прохладными, а тело Анны – горячим. Она пылала в его руках – и это было правильно и прекрасно.
Луна, смело заглядывая в окно, изливала свой свет на сплетающиеся на смятых простынях смуглое от загара мужское и казавшееся на его фоне почти бесплотным, призрачно прозрачным, женское тела.
– Скоро рассвет. – Анна приподняла голову с плеча Айвена и посмотрела на светлеющий прямоугольник окна. Шторы остались незакрытыми, любопытная луна давно скатилась за горизонт.
– Да. – Айвен не стал открывать глаза, его
Анна опустила голову обратно на его плечо. Разговаривать совершенно не хотелось, как и спать – и это несмотря на все танцы и бессонную ночь и… то, что случилось в этой постели.
– Я привел тебя сюда, совершенно не намереваясь рассказывать ничего, что могло бы показать меня в невыгодном свете. А меньше всего я собирался объяснять, что произошло в Тирнане.
Анна открыла глаза и замерла, словно испуганная птичка. Пальцы Айвена нежно коснулись ее шеи. Дракон, ловивший свой хвост у запястья Айвена, тоже, казалось, шевелился.
– И, как видишь, я бы мог успешно этого избежать. Именно таков был мой план. Если бы не безумная моя любовь к тебе, можно было бы сказать, что я воспользовался твоей неопытностью.
Анна едва слышно простонала что-то невнятное.
– Анна? – свободная рука Айвена осторожно коснулась ее плеча.
– О, – повторила Анна громче. – Теперь я верю во все эти истории про соблазненных девушек. Оказывается, это очень просто.
– Извини. Я не смог устоять. Ты удивительная и совершенно прекрасная. Я мечтал сделать это с того самого момента, как ты явилась мне в видениях.
– В видениях?
– Да. Опиумных видениях. Я курил опиум много лет.
Анна вспомнила разговор с полковником Фергюссоном. Опиум – проклятье Азии.
– Сначала это был просто способ расслабиться – так многие пьют виски. Потом – потребность во временном забытье. А потом, возвращаясь в Англию, я стал зависимым от опиума. И тогда, в Тирнане, – это были опиумные грезы. Я знал, что так может произойти, и мне не следовало курить зелье, ведь я знал, что ты утром придешь, но ты видела, как это было.
Она кивнула.
– Ты походил на… ожившего мертвеца. Если бы я не была в шоке от твоего появления, я бы сразу же кинулась вызывать врача.
– Так бывает, если задержаться с очередной дозой опиума, когда организм уже зависит от зелья. Сначала я этого не понял, лишь когда я вернулся в Тирнан после визита в Верн… Но рассудок уже покинул меня, поэтому я просто раскурил трубку.
– Но теперь… Сейчас ты… – Анна приподнялась, перевернулась на живот и опустила подбородок на скрещенные руки. – Я не знаю, как сказать. Тебе скоро понадобится новая доза?
Айвен повернулся на бок, чтобы смотреть ей прямо в глаза:
– Я больше не курю опиум. Я больше никогда не прикоснусь к этому зелью. В моей жизни появился смысл – и мне больше не нужно искать забвения.
– Я думаю, это должно быть трудно – отказаться от опиума, будучи зависимым от него физически. Я… не знаю, можно ли это сравнивать, но я, знаешь ли, много
Айвен закрыл глаза и откинулся на подушку. Он мало что помнил из тех пяти дней и шести ночей, что корчился в муках и бился в агонии, пока организм очищался от отравы. Честно говоря, иногда память благословенно нас подводит – и это к лучшему.
– Да. Это так. Но все в прошлом. И я жалею лишь о том, что не смог решить эту проблему до того, как снова встретился с тобой. Дни после возвращения в Тирнан словно в тумане. Кажется, я все то время был не в себе.
Айвен замолчал, вспоминая слова Мэй про то, что зелье никого не отпускает полностью. Все время, проведенное в Лондоне и в пути в столицу, Айвен прислушивался к внутренним ощущениям. Иногда ему приходилось бороться с приступами почти неконтролируемой ярости. Иногда раздражение по пустякам накрывало его с головой. Временами солнечный свет невыносимо резал глаза. Или вот сегодня, в бальной зале, когда лица людей превратились в какие-то чудовищные рыла, сжимавшие вокруг него плотное кольцо. Да, пока что опиум явно не собирался отпускать его полностью. Айвену недоставало информации, чтобы быть уверенным до конца, но, кажется, разнообразные остаточные явления еще долго будут его преследовать.
– Знаешь, после того как ты все объяснил, то утро в Тирнане не кажется таким уж страшным.
– Вот теперь я точно все и полностью тебе рассказал. И могу лишь надеяться, что ты позволишь мне… быть частью твоей новой жизни.
– Я тоже этого хочу, но я не стану повторять ошибки молодости. Мы останемся в Лондоне до конца сезона.
– Как пожелаешь. Только я должен вернуть тебя на Хилл-стрит, пока на улицах еще пусто. Иначе нам просто придется обвенчаться со всей возможной поспешностью, чтобы, гм… покрыть твое грехопадение.
Глава 13
Только чудом им удалось незамеченными проскользнуть в дом Суэвернов, а Анне даже пришлось несколько раз прятаться от слуг за портьерами, пробираясь в свою комнату.
Вернувшись во флигель, Айвен решил все же поспать, но мечтам об объятиях Морфея сбыться не удалось: едва он зашел в кабинет, чтобы забрать рубашку, так и оставшуюся лежать на ковре у дивана, как раздался стук в окно.
– Извини, что так рано, – проговорил граф Рэйвенвуд, перебираясь через подоконник в комнату, – но я просто жажду узнать, не зря ли я рисковал жизнью, играя роль свахи для тебя и мисс Суэверн.
– Мы поговорили и достигли взаимопонимания. – Айвен незаметно уронил рубашку за диван и затолкал под него же позабытую Анной перчатку. В отличие от графа, он не стремился посвящать даже друзей в интимные подробности.
– О! Надеюсь, эта формулировка означает, что скоро свадьба?
– Анна хочет провести сезон в Лондоне, а о дне свадьбы мы вообще не говорили.
– Кажется, я страдал зря. – Граф уселся на диван и вздохнул. – Я, кстати, ночевал в клубе. Сейчас только зашел домой переодеться – и к тебе. Видишь ли, я вчера случайно признался, что знаю тебя.