Верность Отчизне
Шрифт:
— Я, Нина Васильевна! Я помогу!
Поднял руку и я.
Учительница мельком взглянула на меня и продолжала:
— Вот это, дети, будет настоящая помощь товарищам… Не то что драка.
Я покраснел — хоть из класса беги. Как же сгладить свою вину?..
И вдруг учительница сказала, испытующе глядя на меня:
— Вот, Ваня, ты с Гришей и займись. А вы, ребята, подтяните отстающих по другим предметам.
И мы стали часто оставаться в школе после уроков. Занимались, читали, рисовали. Самым большим удовольствием было для меня перерисовывать иллюстрации к «Кобзарю»
Ярко и весело горели электрические лампочки, в классе было уютно тепло. Нина Васильевна сидела тут же за столом — проверяла наши тетради. Закончив работу, читала нам вслух стихи Пушкина, Маяковского, Шевченко. Или рассказывала о нашем крае.
От нее мы узнали об истории Новгород-Северского, о том, как отсюда отправился в поход на чужеземцев Игорев полк, узнали о замечательном педагоге Ушинском — нашем земляке. В тридцатых годах прошлого века он провел детство в Нов-город-Северском. Учительница рассказала нам, что все свои средства Ушинский завещал на постройку сельских школ, по его вол-е построена и наша.
Страшный день
Пришла весна. Вышло из берегов Головачеве озеро у нашей околицы. Шаткие мостки залило, а где и снесло. Местами приходилось идти вброд. Я был невелик ростом, и мне особенно доставалось от вешней воды. Надоело мне это. Раздобыв жерди и гвозди, я смастерил высоченные ходули. Подбил их гвоздями, чтобы не поскользнуться на льду, который кое-где лежал под водой.
Долго я тренировался во дворе, прежде чем пуститься в дальний путь в школу. Дома надо мной посмеивались, но когда я прошел по улице, не замочив ног, отец позволил мне идти в школу на ходулях.
Я переходил через глубокие места, рассекая ходулями воду, и был очень доволен своей затеей. Сначала меня не узнавали даже знакомые дворовые псы — они с лаем бросались к моим длинным деревянным ногам.
Вхожу в школьный двор. Меня обступили ребята. Нина Васильевна рассмеялась и похвалила за выдумку. А я был рад, что она больше на меня не сердится.
А через несколько дней случилось происшествие, запомнившееся мне на всю жизнь. Вот как было дело.
Вода медленно спадала, и кое-где на пойме уже островками выступали холмы, поросшие травой, щавелем и диким луком.
Надо быть умелым гребцом, чтобы пуститься в плавание по широкой пойме, особенно в ветреную погоду. И нам это запрещалось. Но пойма нас манила, да и на островках щавель рос крупный, не то что на берегу, где его повыбрали да и скот потравил. И мы — пятеро мальчишек и две девчушки — запрет нарушили: отправились на лодке к дальнему острову.
Весело было плыть по широкому раздолью. Вволю набегались по острову, набрали по большой торбе щавеля и луговой цибули. Погрузили торбу в лодку, сели. Смотрим — вода вровень с бортами. Налетел холодный ветер, вздымая волны. Надвигалась буря. Я и еще двое ребят стали уговаривать остальных заночевать на островке: к утру ветер утихнет и нас найдут. Недавно я прочел «Робинзона Крузо» и уговаривал особенно горячо. Но большинство стояло на своем: скорее бы добраться домой. А девчушки уже лили слезы. Старший, Василь, решил: надо плыть. Все его поддержали. Пришлось подчиниться.
Поплыли. Вычерпываю воду старым солдатским котелком. Ветер все крепчает. Тучи затянули небо. Волны захлестывают лодку, — мы прикрываем ее полами курток. Вдруг нас резко развернуло по ветру. Не успела лодка соскользнуть с гребня, как нас накрыло набежавшей волной. Лодку перевернуло вверх дном. Мы начали тонуть, но под ногами оказалась земля. Нам с Андрейкой, моим приятелем, — по шею, Василю — по грудь. Волны перекатываются через наши головы. Захлебываемся. Вдруг видим — к нам подплывает лодка. И тут же поворачивает обратно.
— За лодкой, ребята! — крикнул Василь.
Мы вплавь кинулись ее догонять. Уцепились за борта. Смотрю — нас четверо: Андрейка, Проня, Василь и я. Троих нет.
Хозяин лодки, наш односельчанин дядя Игнат, все гребет и гребет дальше к кустам, — они словно на воде росли.
— Поворачивай, дядя Игнат, куда ты? Подберем наших!
— Сами вот-вот потонем, еле гребу! — крикнул он со злостью. — Я-то ведь думал, в лодке моя жинка возвращается из Новгород-Северского.
Мы кричим, просим его повернуть, а он не слушает.
Подплыли к кустам. Да это не кусты, а макушки деревьев, растущих на затопленном островке! Лодку залило. Я схватился за ветки Тревожно осматриваюсь. Все тут. Андрейка неподалеку. Слышу его испуганный голос:
— Ваня, дна не достать!
— Держись крепче! — кричу я.
Кругом вода До берега не доплыть: далеко. Порывистый ветер чуть не срывает с дерева. Я нащупал толстый сучок, уперся в него ногами, руки у меня словно приросли к ветвям. Мы кричали, звали на помощь, но скоро выбились из сил и затихли. Только Игнат, сидя на ветке, изредка выкрикивал:
— Рятуйте, люди добрые! Рятуйте! Тонем!
Смеркалось. Холодный ветер пронизывал. Глаза у меня слипались. Недаром мать говорила: когда замерзаешь, сон одолевает, заснешь — и конец.
Стараюсь пересилить сон, хочу крикнуть: «Ребята, Андрейка, не спите!» Но голос не слушается, свело губы.
Послышался плеск. Мне показалось, будто что-то тяжелое упало в воду. А немного погодя сильный порыв ветра поднял высокую волну, меня сбило с дерева, и я сразу пошел ко дну.
Очнулся я дома, на печке. Полумрак. Верно, уже поздняя ночь. Рядом со мной сидит мама, плачет, гладя меня по голове.
Я вскочил:
— А где Андрейка?
— Ложись, сынок, потом узнаешь. Эх, не бывать тоби на свете, кабы Сашко не врятовал тебе, не вытащил из воды. Не занедужив бы ты, сынок… — Мать утирает слезы и, не утерпев, добавляет: — И чого вы погнались за тем щавелем!..
Проболел я несколько дней. В бреду звал Андрейку, плакал, и мать от меня не отходила.
Только много дней спустя Сашко сказал мне, что Андрейка утонул, упав с дерева. Утонули и двое других ребят. Я долго горевал.
Оказывается, ребята на берегу увидели, что мы тонем. Сбежались сельчане. В это время из Новгород-Северского вернулся большой баркас. Выгрузив пассажиров, он тотчас же отправился к нам на помощь.