Вернуть Боярство 12
Шрифт:
Сложные, хитрые чары, напоённые самоей сутью истинно могучей магии, в своем естестве не уступающей моим молниям — чары Хельги всесокрушающей волной смели всю нежить на несколько сот метров вокруг меня, снимая бремя с моих плеч. Хоть моя невеста и была чародеем шестого ранга, но это её заклятие уверенно можно было заносить в число пусть слабых, но заклинаний уровня Архимагов. Сильна, сильна моя Хельга…
Багровая Молния была мгновенно прервана, как и целебные чары. Мысленное усилие, занявшая лишь краткий миг, в который уместились десятки формул высшей магии Пространства — и передо мною возник мерцающий, идущий рябью портал. Короткие две секунды покоя, что выгадала моя невеста своей атакой, я использовал
Шаг вперед, навстречу порождению моей собственной магии — и я оказываюсь в нескольких километрах от прежнего места. Передо мной несущийся вниз на полной скорости рунный меч, буквально полыхающий серым пламенем от могучих чар, влитых в него — рыцарь смерти был отнюдь не дураком, прекрасно поняв, кто шагнет сейчас из портала.
Порождение Смерти всё ещё считало, что я уступаю ему в искусстве меча?! Что ж, ты поплатишься за это, мерзкая тварь!
Меч Простолюдина и Рунный Меч столкнулись, заскрежетали, разбрасывая искры. Белое пламя моего меча, его собственная магическая способность, столкнулось с серым пламенем украшенного рунами клинка врага — и ни один из без сомнения Великих Мечей не пожелал уступать. Всё в радиусе сотни метров вспыхнуло, поглощенное двумя противоборствующими видами пламени, и мы застыли, тягаясь в голой физической мощи.
Первым не выдержал я — круговое движение, закрутившее наши мечи, и два шага в сторону, что бы восстановить равновесие. Мой враг не теряя времени ринулся вперед, не давая мне времени оправиться, врезался вспыхнувшим чёрным сиянием плечом мне в грудь — но укрепленная моими чарами и собственной магией стальная пластина нагрудника выдержала.
А дальше мы закружились в танце Мечей. К моему величайшему изумлению, сегодня я сошелся в танце клинков с противником, что не уступал мне ни пядь. И не как в случае с моим сорсом — с тем, дабы потягаться в искусстве фехтования, мне приходилось накладывать на себя множество ограничений из-за разницы в рангах. Но сейчас…
Желтые и Золотые Молнии охватили меня целиком и полностью, выжимая из моей физической оболочки вообще всё, что возможно, но даже так — сияющий в ореоле отвергающего сам дневной свет Мрака рыцарь бился так, что я потел, рвал и восстанавливал связки Зелеными Молниями, но отступал! Я, величайший воин, истинный гений ближнего боя, чей талант в искусстве ближнего боя был признан даже выше моих магических способностей, терпел поражение!!!
На что-то большее, чем самоисцеление, усиление и ускорение у меня просто не было времени. Личная Магия, чары более низких порядков, да даже использование артефактов — всё это требовало хотя мгновения, хотя бы его мельчайшей доли на применение, и обратись я к ним, враг бы сумел в открывшуюся брешь ударить так, что моё поражение было гарантировано. Всё, что могли он и я — это вкладывать стремительные, грубые и простые, но от того не менее разрушительные боевые и защитные чары в своё оружие и доспехи. Вернее даже не чары — просто открывали поток маны для своих уже активных и участвующих в бою артефактов, позволяя им использовать имеющиеся в них заклятия, напитывая из собственного резерва. И пусть они были отнюдь не столь могущественны, экономны и безупречны, как наши собственные чары, но обладали одним несомненным преимуществом — не требовали нашего внимания на их применения.
Мои доспехи были уже покрыты почти двумя десятками зарубок. Его собственные — лишь шестью. Счет явно не в мою пользу… Я был сейчас физически сильнее, я был быстрее — но всё равно проигрывал. И помимо моей воли в памяти вспыхивало, разгораясь всё сильнее — сильнейшим оружием Пепла, в мастерстве которым он достиг истинных вершин, был отнюдь не меч. Не это благородное произведение кузнечного искусства, признанное Королем Оружия и аристократом среди прочих инструментов по отъему жизни на поле боя, вовсе
Копьё. Длинное, трёхметровое копьё с тридатисантиметровым наконечником, мой Разящий Небеса, величайший из моих артефактов — вот что я предпочитал использовать в те дни, когда был первым среди равных себе. Среди тех, слабейший из которых мог одной лишь мыслью убивать подобных моему сегодняшнему противников, среди Великих Магов, чье могущество пугало даже Младших Божеств и заставляло серьёзно задуматься перед любым деянием в смертном мире их Старших коллег — стоит ли оно того или нет… Не Танцем Меча был истинно силён Пепел, нет — его могущество покоилось на оружии простолюдинов, на Игре Копья!
И словно слыша мои мысли, словно отвечая моей душе, Меч Простолюдина ответил мне — и в яркой вспышке, в неизмеримо короткий миг моя ладонь вместо привычной рукояти меча ощутила древко длинного, трёхметрового копья. И моя левая рука, помимо моей воли, игнорируя все привычки моего нового тела, сама собой легла на древко, тело изменило позицию — Меч врага сошёлся с моим Копьём!
Это было не как какое-то там вшивое, воспетое десятками тысяч писак «второе дыхание». Не было это и неким «откровением» или ещё какой-то чушью. Всё было совсем, абсолютно иначе… Я словно бы стал цельным, таким, каким должен был быть изначально, обрёл ту частичку себя, которой мне столь долго не хватало, и единственной мыслью в моём разуме оказался вопрос — какого хрена я всё это время делал, играя в мечника?! Безмозглый полудурок, по своей тупорылости едва себя же не угробивший…
Копьё в стремительном выпаде летит в лицо рыцаря смерти, и длинный двуручный клинок подобно хищному, атакующему свою добычу соколу срывается вверх, стремясь отразить выпад, подловить моё оружие и закружить, с подшагом сближаясь ко мне, а затем обрушить клинок на меня. И его манёвр и замысел, несмотря на свою простоту, хороши — подобным приемом, примененным здесь и сейчас, в максимально подходящий для этого момент, при своей скорости и силе, он мог бы подловить девятьсот девяносто девять величайших копейщиков из тысячи.
Но я — куда лучше, опытнее и сильнее даже этого, одного из тысячи, единственного способного отразить его контратаку копейщика. Колени взвыли от острой, вспыхнувшей безжалостным пламенем от практически разорвавшихся связок, копье, нацеленное в глазницу шлема, стремительно закрутилось ещё до соприкосновения с мечом, а сам я сделал шаг навстречу рыцарю, прокручивая своё оружие вокруг своей оси.
Исполинский меч рухнул, промчавшись в сантиметре от меня, вниз, сделавший шаг одновременно со мной рыцарь оказался, к своему удивлению, за моей спиной — а моё копьё, прокручиваясь вокруг меня даже быстрее чем я сам, подсекло ноги здоровяка, заставляя того лишиться равновесия.
Серое пламя рвануло во все стороны, отшвыривая меня от врага, и он стремительно вскочил на ноги. Меж нами было добрых десять метров, и на этот раз рыцарь смерти не спешил срываться в стремительный, всесокрушающий натиск. Последний обмен ударами заставил могучую, искусную в мастерстве боя нежить ощутить то, что зачастую недоступно большинству полагающих себя сильными и опытными боевыми магами разумных — ту тонкую материю, соприкосновение аур, эфира, эмоций, мыслей, магии и даже самих душ материю, что царит меж двумя искусными воинами в момент их поединка. Только истинно лучшие, истинно достойнейшие и талантливейшие, отдавшие искусству боя всего себя воители способны ощущать подобное. Миг, когда два врага осознают и понимают друг друга лучше, тоньше и глубже, чем близкие товарищи и друзья, глубже и сильнее, чем возлюбленные, чем родители и дети — ибо оба они поставили на карту всех себя, встретив достойного врага. И эта незримая субстанция меж ними в единый, кратчайший миг способна сказать им больше любых слов и многочасовых объяснений.