Вернуть величие
Шрифт:
— Эй, ты чего плачешь? — спрашиваю у девушки, пока мужик стонет от боли. — Не плачь, ну. Я рядом, всё хорошо. Улыбнись же.
Но плач не останавливался.
— Я его как-то неправильно бью? — продолжаю я. — Давай член ему отрежу?
— Ты дурак, Кость?! — посмотрела она на меня мокрыми глазами. — Хочешь остаток жизни за решёткой провести?
Оу… я нахмурился, глянув на окровавленную морду хрипящего ублюдка.
— Не хочу. Я только зажил.
— Машенька, прошу тебя! — заскулил щенок. — Он же меня убьёт!
— Дай ему уйти, Кость.
— Отпусти, молю! — вторил тот, сложив ладони в молитвенной позе.
— Перестанешь плакать, если отпущу? — щурюсь.
Маша кивает. Делаю шаг к обидчику и беру его за шкирку.
— Да простят же меня Боги войны, — с этими словами открываю дверь. — До свидания.
Пинок под зад явно не стал бы лишним. Но и без того было интересно наблюдать за тем, как избитый выродок с припущенными штанами мчит изо всех сил куда-то вглубь переулка.
Закрыв дверь, я посмотрел на сестру. Она вытирала рукавами мокрое лицо, которое выражало искренни испуг. Но тот быстро сменился удивлением. Девушка будто не узнавала меня какое-то время.
— И мы здесь живем? — приподнял бровь, оглядевшись. — На этой помойке?
— Кость, не говори так. Это наш дом, — осуждающе посмотрела на меня сестра, поднявшись на ноги. — Нас выгнали из квартиры за неуплату. Мы тут уже второй год живём. Ты где драться научился?
— Всегда умел.
Не то чтобы я был сильно раздосадован фактом жизни в заброшенном подвале по соседству с помойкой. В сравнении с моим прошлым обиталищем это место цвело и пахло. Чего стоит возможность выйти на улицу, прогуляться по городу и при этом не понести риски быть убитым. Свобода дарила чувство гармонии и счастья, а такого я не испытывал давненько и всё в этом духе…
Но это не значит, что мы должны жить в этом дерьме всегда. Её брат больше не та безответственная и бесхребетная сволочь, какой была раньше. Как говорится, из дерьма похуже выбирались.
И всё же, обстановка в доме не просто скудная, её просто не существует как явления. Затхлые стены, посыпавшиеся в некоторых местах потолки и дырявый пол. Больше скажу, в любой момент всё это может рухнуть нам на голову.
Осторожно прикрыв хлипкую дверцу, я подошел к сестре. Она молча готовилась ко сну, умываясь. Положил руку на её плечо.
— Ты злишься на меня?
— Злюсь, — покачала она головой. — Завтра, когда меня его дружки по кругу пустят, а ты, если живым оставят, будешь стоять и на всё это смотреть. Не обижайся, когда я сильнее разозлюсь на тебя за это, — пробурчала она обиженно. — Сейчас мне и без тебя проблем хватает. Поэтому просто ложись спать, Кость.
Я оглянулся на дверь.
— Ну, мы закроемся.
— Они дверь выбьют.
— Да? — почесал я затылок. — Тогда они умоются кровью перед тем, как подумают о том, чтобы навредить тебе.
— А тебя убьют. Вот зачем ты полез, куда не просили? — легла она в койку и закрыла лицо одеялом. Захныкала.
Я присел на корты перед её лицом, убрал одеяло и улыбнулся.
— Ты опять за своё?
— Я не плачу, — отвернулась она. — Отстань.
— Не отстану, пока не выскажусь. Ты тут одна, поэтому слушай и не перебивай.
Маша притворилась спящей. Но я-то знал, что она не спит.
— Вижу, тебе не нравится, как мы живём, — констатирую. — Мне тоже не нравится. Наша конура ветшает, а в шкафчике, пожранном молью, пусто. Мы недоедаем. Каждый отброс представляет опасность. И остаётся безнаказанным после пакостей, которые творит по отношению к нам. Это дело пора искоренить.
— И что ты предлагаешь?
Говорил же, не спит.
— Для начала я дам тебе слово, что заработаю нам на новую конуру. Сделаю так, что ты сядешь ко мне на шею, свесишь ножки и будешь ими болтать. И улыбнёшься наконец.
Аура Маши стала теплее.
— А теперь, когда мне полегчало, я от тебя наконец отстану, — я поднялся на ноги и подошел к раковине, передо мной полилась ржавая вода. Смыл с себя всю грязь, прополоскал рот и поглядел на себя в треснутое зеркало.
Синеватые мешки под глазами, обветренные губы, костлявые плечи, пожелтевшие зубы и куча других причин, по которой в школе меня невзлюбили. Ростом я был около метра восьмидесяти пяти, волосы черные, но тонкие и нездоровые, свисающие до подбородка, а на лице редкая грязная бородка, которую срочно необходимо было сбрить.
И несмотря на всё это Анна подошла и объяснилась. Сколько ж в ней человечности? Вымыв лицо, я осознал, что не мылся очень долго. Грязные потные трусы, от которых тянуло блевать, хотел-было тут же сжечь, но не нашел ничего другого, поэтому бережно их помыл, светя своими причиндалами перед сестричкой.
На полу, неподалёку от раскладушки сестры, лежал грязный матрас, на который я и свалился. Притом свалился с таким удовольствием, что словами не передать. Боги! Как же приятно лежать на чем-то мягком! Я ещё и с удовольствием взбил грязную вонючую подушку, после чего с улыбкой на лице погрузился в дивный сон.
— Маш? — сквозь сон протянул я.
— Чего? — прозвучало с другого угла комнаты.
— Я не во сне?
— Ой. Молчал бы лучше, — проворчала она.
— Ущипнуть сможешь?
В меня прилетел грязный тапок. Выловив предмет в полёте, я изучил его внимательно. Улыбнулся. А мир-то интересный, хочу узнать о нём всё.
Глава 2
— Вставай, Костя, ты обделался, — маленький банан рухнул на моё тощее тело, отбив дыхалку.
Милый сон резко прервался — да так, как не прерывался никогда. Открыв припухшие глаза, я резко поморщился. Луч солнца через заколоченное досками окно светил мне аккурат в глаза. Я насторожился, стал принюхиваться. Сердце забило тревогу, но не выявив признаков незапланированных каловых выделений, успокоилось. Это была шутка. Всего лишь шутка.
— Я что-то пропустил? — прохрипел я, держась за ребро. — Они уже здесь?
— Нет никого. Только я.
— Зачем тогда будить? — раздражённо выпалил я, но без злости. Всё ещё не мог принять тот факт, что всё произошедшее со мной вчера было правдой.
Но есть и плохие вести. Теперь, когда солнце лучше освещало комнату, я осознал всю убогость убежища. Краска буквально сыпалась со стен и потолков, оставляя на полу разбившиеся высохшие куски. В углу моей комнаты на полу зияла довольно большая дыра, которая была заделана тремя сколоченными палками.