Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)
Шрифт:
После второго глотка по телу разлилось приятное тепло, а глаза перестали слипаться. Клаус слышал, что летчикам выдают специальные таблетки, снимающие усталость и придающие бодрость, но одно дело «рыцари неба», и совсем другое – трудяги-коноводы.
«С «затычками», что ли, поделиться?» – мысль была новой, до сих пор гефрайтер фон Шойбнер вниманием новичков не баловал.
Резкий, но одновременно и глухой удар раздался так внезапно, что Клаус чуть не выронил сосуд со стимулирующим питьем. Потом, спустя несколько тягучих секунд, прозвучал еще
«Это что же так долбануло-то?» – заполошная мысль вытеснила все остальные, а следом за ней, когда испуганное сознание так и не смогло идентифицировать источник и происхождение столь страшного звука, пришла другая: «А если сейчас это будет стрелять по нам?»
Впрочем, на смену этим двум взрывам (Клаус все-таки понял, что же такое это было) пришла череда чуть менее мощных, но раздававшихся не точно на юге, а уже на востоке и юго-востоке. То есть примерно там, куда их колонне предстояло завтра везти грузы.
«Да это же русские пушки! – понял фон Шойбнер, вслушиваясь во все учащавшиеся звуки разрывов, практически слившиеся в непрерывный рокот. – Неужели большевики решили пойти в наступление?»
Потом он вспомнил, что русские и так атаковали позиции их дивизии каждый божий день, и обстрелы тоже случались. С другой стороны, на его памяти это выходило первый раз, когда канонада была так хорошо слышна здесь, в десяти километрах от линии фронта. И сформировавшееся за последний месяц солдатское чувство опасности подсказывало Клаусу, что это совсем неспроста.
Деревня Глубочица Борисовского района Минской области, БССР. 23 августа 1941 года. 6.07
Вторые сутки Слава пытался понять, что же происходит. Вместо ожидаемого массового прочесывания всех окрестных лесов и тотального сжигания деревень (так, по крайней мере, объясняли ему старшие товарищи) немцы вели себя словно испуганные девицы: отдельные мелкие подразделения заполошно пометались по ближайшим окрестностям, а потом все стихло. Причем, если верить докладам разведки, противник чуть ли не линию укреплений вдоль шоссе возводить начал. Фронтом на север, то есть в сторону того места, где отряд Трошина и базировался.
«Эх, Нечаева бы сюда сейчас! Вот он бы куда надо пролез и все вызнал… – Командир партизанского отряда досадливо поморщился от одной только мысли о том, что о судьбе разведгруппы до сих пор ничего не известно. – Остальные у меня ребята тоже не промах, но с сержантом их пока еще сравнивать рано».
– О чем, брат, страдаешь? – отреагировал на его недовольное сопение комиссар, с комфортом расположившийся на широченной лавке.
– Понять, Иваныч, хочу, что такое пакостное немчура затевает? По всем прикидкам, уж южный берег Палика они проверить должны были! А там по сю пору даже дозоров их не объявилось.
– А самолеты? – Белобородько
– Ну да… – ухмыльнулся в ответ Слава. – Что же они с самолета-то увидят, когда все в шалашах и под сетками сидят? – Следуя рекомендациям своего бывшего командира, Трошин маскировке позиций отряда от средств воздушной разведки уделял немалое внимание.
– А дымы?
– Так в домах готовим-то… А деревня без дымков – это, наоборот, и есть подозрительное.
– Ну так чего ж ты как на иголках? – батальонный комиссар с хрустом потянулся.
– Неспокойно как-то. И Москва молчит…
– А что, ты ждал, что с тобой, как с любимой тещей, болтать будут? – рассмеялся Валерий Иванович. – Ты не забыл еще, что «Москва бьет с носка и слезам не верит»?
– Так-то оно так, – Слава взял со стола лист карты и принялся складывать его, – но есть у меня ощущение, что наш особист что-то мутит втемную. Я ребят поспрошал – данный индивид уже четыре шифровки в Центр отправил, нас минуя.
– Это что же, Мысяев проболтался?
Удивление в голосе комиссара слышалось так отчетливо, что Трошин поспешил его успокоить:
– Нет, это по тому, как часто динамо включали. Причем учти, Иваныч, про то, что они могли со своей рации передать, я ни сном ни духом, потому как она на батареях у них.
– Я бы на твоем месте сейчас это выкинул из головы, Слава. Нет, не потому, что это не важно, просто всему свое время. Со своей стороны могу заверить, что тебя, командир, мы всегда поддержим! – комиссар рубанул рукой воздух. – Хоть и знаю я тебя всего ничего, но этот месяц многих лет стоит. Так что не сомневайся.
– Ладно, проехали, – согласился Трошин. – Ты лучше мне скажи, Иваныч, с чего, по твоему мнению, немцы за нами не бросились? Вроде бы по всем канонам должны были…
– У тебя это который мост, майор? – поправив очки на переносице, неожиданно спросил Белобородько.
– Не помню уже, восьмой или девятый.
– А у мужиков из спецгруппы счет, наверное, на десятки шел, так? – жестикулируя, комиссар принялся мерить шагами горницу.
– Вполне может быть… Я не спрашивал. Ты к чему клонишь-то?
– К тому, что хорошо они тебя научили, вот к чему. И не только хорошо, но и правильно – ты к худшему готовился, как тебя твои учителя и предупреждали. Что сразу по всем направлениям окружать будут, что лес прочесывать начнут… Вдруг «Бац!» – и ничего. А ты уже и отряд из возможной зоны поисков вывел, и от преследования отбиваться приготовился. О том, что наша диверсия стала для немцев полной неожиданностью, ты подумал? – Палец остановившегося прямо перед ним комиссара уперся в грудь Славы. – А райончик какой мы своей деятельностью охватили, а? Вот и не знают противники наши, куды бечь и кого ловить. Как думаешь, у Нечаева получилось?