Верный меч
Шрифт:
Не в первый раз, кстати. Надо же было так все запутать.
– Она всего лишь хотела должным образом оплакать мужа, - продолжал он.
– Я потерял счет письмам, в которых она требовала сообщить ей место его захоронения, и столько же раз я отвечал ей, что не знаю. Но когда я услышал, что английская армия выступила к Эофервику, я понял, что другой возможности у меня уже не будет. Бремя на моей совести было слишком велико, чтобы нести его в могилу.
– Он перевел взгляд с деревянных половиц на нас.
– Именно поэтому я должен был сказать
– Сказать ей что?
– Спросил я.
Его объяснение не имело смысла.
Мале уставился на меня, как на помешанного.
– Где лежит тело Гарольда, конечно.
Я взглянул на Эдо и Уэйса, а они на меня, и я увидел, что они думают то же самое. Где я ошибся? Я вспомнил письмо Мале к Эдгите: два простых слова. "Tutusest" гласил пергамент в моих руках, когда я провел пальцем по короткой строчке. Там не было никаких указаний на место упокоения Гарольда, если, конечно, эти слова не имели другого, скрытого от меня смысла.
– Но вы написали, что оно в безопасности, не более того, - сказал Эдо.
Глаза Мале сузились.
– О чем ты говоришь?
– Я видел письмо, милорд, - сказал я.
– Tutusest. Ничего больше в свитке не было.
– Но я этого не писал.
Виконт теперь стоял лицом к нам, его щеки порозовели, он переводил растерянный взгляд с меня на Эдо и Уэйса.
– Я видел это письмо.
– Моя кровь еще не остыла после сражения, но я старался не показывать раздражения.
– На нем была ваша печать, милорд.
– Я ни писал этих слов, - настаивал Мале.
– Их не было в моем послании.
– Но если их написали не вы, то кто же?
– Спросил Уэйс.
Похоже, кроме меня и Эдгиты, был только один человек, который мог прочитать тот свиток. Действительно, я вспомнил его гнев, когда я проговорился, что прочитал его. Он не взбесился бы так, если сам не сунул в него нос. Если бы он не был тем человеком, который написал эти слова. Меня пронзила дрожь.
– Это был Гилфорд, - сказал я.
– Священник?
– Зачем-то уточнил Эдо.
– Должно быть, это он изменил письмо.
Это было не трудно: нужно было всего лишь соскрести ножом засохшие чернила, и если сделать это аккуратно, то пергамент можно было использовать заново. В детстве я видел, как брат Реймонд чистил пергаменты в скрипториуме. Сложнее было подделать почерк Мале, чтобы обмануть Эдгиту, и все же я не сомневался, что капеллан может проделать и это, ибо никто не мог знать почерк виконта так же хорошо, как он.
– Нет, - сказал Мале, качая головой.
– Это невозможно. Я знаю Гилфорда. Он много лет служил мне и моей семье верой и правдой. Он никогда бы не поступил так со мной.
– Больше некому, милорд, - сказал я.
Я чувствовал себя почти виноватым перед ним, указав, что тот, кому он доверял так долго, возможно, обманул его. Но я знал, что на этот раз я не ошибаюсь.
Мале отвернулся от нас к очагу, сжав кулаки так крепко, что костяшки пальцев побелели. Я не видел, чтобы он выходил из себя раньше, но сейчас он выругался, потом снова и снова и снова, и наконец закрыл лицо ладонями.
– Вы понимаете, что это значит?
– Сказал он.
– Это значит, что он знает. Гилфорд знает, где лежит тело Гарольда.
– Но что он может сделать с ним?
– Спросил Уэйс.
– Это зависит от того, что он собирается делать вообще, - ответил Мале.
– Я уверен, он действует с какой-то определенной целью.
Тишина заполнила комнату. Я вспомнил ту ночь, когда мы ворвались к Гилфорду, и теперь лихорадочно выкапывал из памяти, что он тогда говорил нам. У него могла быть только одна причина.
– Он хочет использовать Гарольда, как реликвию, - сказал он.
– Чтобы спрятать его в другом месте и сделать его святым, английским мучеником.
– И чтобы начать новое восстание, - голос Мале был чуть громче шепота.
Он смотрел на меня, словно не веря, что это может оказаться правдой. Но я не находил другого объяснения.
– Как давно вы покинули Лондон?
– Спросил Мале.
Я подсчитал в уме. За четыре дня мы догнали королевскую армию, еще шесть дней шли маршем до Эофервика.
– Десять дней, - ответил я.
– За эти десять дней он уже мог осуществить свой план.
– Мале говорил тихо, его лицо пылало, глаза блестели.
– Если вы правы, и Гилфорд преуспеет, семья Мале рухнет. Его надо остановить.
Рухнет не только семья Мале, подумал я, но и все, за что мы боролись, ради чего отплыли из Нормандии больше двух лет назад. Вокруг нас было множество англичан, не питавших большой любви к Эдгару Этлингу, но готовых следовать даже за одним именем Гарольда: мужчин, которые, не колеблясь, встали бы под его знамя. Если мы упустим Гилфорда, пройдет совсем немного времени, чтобы поднять весь Уэссекс и Нортумбрию. В каждой деревне крестьяне бросят мотыги, покинут плуги и волов и выйдут против нас. Дворцы, замки, города будут преданы огню, подобно Дунхольму; по всей стране будут убиты сотни норманнов.
– Как мы можем остановить его?
– Спросил я виконта.
За десять дней священник может уехать далеко. С замиранием сердца я понял, что мы вообще можем не найти его.
Виконт начал ходить из угла в угол.
– Вы слышали о месте под названием Уолтем?
– Уолтем?
– Повторил я. Название не было знакомым.
– Нет, милорд.
– Он расположен на полдня пути севернее от Лондона, недалеко от римской дороги, - сказал Мале.
– Там есть кафедральный собор, заложенный Гарольдом. Там я его похоронил, и туда должен был поехать Гилфорд. Я хочу, чтобы вы трое ехали туда, как можно скорее. Если гроб еще там, вы должны забрать его и привезти ко мне. Я дам вам самых быстрых лошадей из моих конюшен. Загоните их до смерти, если понадобится, обменяйте на свежих коней, если можете, или купите новых. Стоимость не важна. У тебя еще осталось серебро из того, что я дал?