Верный рыцарь
Шрифт:
— Нам наверх, — коротко сказал он. — Люблю смотреть на свою собственность «свысока». Это дает чувство превосходства над миром.
— По-моему, ты смотришь свысока не только на свою собственность, — заметила Глэдис осматриваясь. — Чувство превосходства — твое главное качество.
— Это комплимент? — усмехнулся Элмер, вводя гостью в огромную комнату с окном во всю стену, через которое город просматривался как на ладони.
Вид был завораживающий, но взгляд Глэдис задержался там лишь на секунду, поглощенный самим жилищем. Стены комнаты, абсолютно белые, были пустыми, а вся обстановка состояла из двух диванов со встроенными журнальными столиками, письменного стола и очень дорогого телевизора. Вид был такой, словно в этой комнате никто никогда не жил, и жить не собирался.
— И после этого моя комната показалась тебе слишком блеклой! — невольно воскликнула Глэдис.
— Слушай, а ты сразу поняла основную мысль. Ведь я хотел создать здесь некую противоположность Пейтону. Своего рода способ разрядки.
— Ну что ж, комнату вполне можно преобразить, — заметила Глэдис, но тут же осеклась. Ведь дала же слово не лезть в чужую жизнь… И она быстро добавила: — Но я этим заниматься не собираюсь. Расценивай мой визит лишь как проявление профессионального долга.
— Ладно. Сейчас приготовлю кофе, а ты подбери местечко, где лучше повесить твою кошку.
Он вышел, а Глэдис, сунув руки в карманы, прошлась по комнате. Картины были здесь просто необходимы. Вдруг возникло чувство, что комната стала такой совсем недавно, что раньше она выглядела совсем по-другому. Когда Элмер вернулся с двумя чашечками дымящегося кофе, Глэдис все еще стояла и обдумывала, как украсить комнату.
— А как здесь было раньше? — спросила она.
Элмер посмотрел удивленно.
— Ты догадалась, что комната была другой? Каким образом?
— Не знаю, наверное, инстинкт. Какая-то тревога… или… не знаю. Но, думаю, не следовало делать все так, как сейчас. — Она нервно усмехнулась. — Извини, просто разыгралось воображение…
Элмер сел на диван и стал внимательно разглядывать ее. Глэдис поймала заинтересованный взгляд и приказала себе собраться. Однако это не удалось, и, чтобы скрыть замешательство, она снова прошлась по комнате.
— Над диваном, там, где ты сейчас сидишь, — наконец решила она. — Точно посредине стены. Да всех моих картин не хватит, чтобы… чтобы одухотворить твой дом.
— Можешь подобрать для меня еще что-нибудь? — спросил Элмер серьезно, без тени обычного сарказма.
— Бесполезно. Здесь нужно все переделывать. Неудивительно, что ты тут не живешь. Не твой стиль. Это… это даже не смешно… — Глэдис порывисто обернулась. — Зачем ты так?
Элмер медленно поднялся и подошел вплотную.
— Удивительная проницательность, — сказал он. — Зачем я это сделал? Ведь сказал же — это бунт. А может быть, я сошел с ума? Скорее всего, так и есть. Если я не могу создать свой собственный волшебный мир, так пусть не будет вообще никакого!
— Так ищи свое волшебство! — воскликнула Глэдис.
Но Элмер лишь грустно улыбнулся.
— Боюсь, уже поздно. Упустил и… не заметил когда.
Это прозвучало так грустно, что Глэдис почувствовала настоящую жалость.
— Поехали отсюда, — попросила она, глядя ему в глаза. — Это место расстраивает тебя.
Элмер протянул руку и с улыбкой прикоснулся к ее щеке.
— Ну, сейчас-то все в порядке, — заметил он. — Ты и я на вершине мира, в комнате без прошлого и будущего. Что еще нужно для полного счастья?
Пристальный взгляд гипнотизировал. Невольно сделав шаг вперед, Глэдис прижалась к нему. Серые глаза потеплели. Сейчас они смотрели с таким чувством, которого она еще никогда в них не видела.
— Мой ангел… — прошептал Элмер и прижался губами к ее губам. И Глэдис с безумным пылом ответила на поцелуй, понимая, что совершает огромную глупость, но не в силах сдержаться.
Элмер целовал ее мягко и нежно, словно стараясь утешить. Но Глэдис не искала утешения — наоборот, сама стремилась помочь. Она без колебаний обвила руками его шею и прижалась еще крепче. В этот момент она была готова отдать все сокровища на свете, чтобы всегда чувствовать его рядом.
И опять случилось то, что и четыре года назад. Ее охватило какое-то дикое пламя. Элмер, конечно, почувствовал это. Он медленно опустил ее на белый диван и навис на вытянутых руках. Чувствовалось, как бешено стучит в груди его сердце, как всем своим существом он рвется к ней. Прошлого больше не существовало, оно ушло — на этот раз, казалось, безвозвратно.
Элмер покрывал поцелуями ее лицо и шею, не отстранялся, когда она сама пыталась его поцеловать. Когда же его рука сжала ее грудь, она застонала и, не в силах больше сдерживаться, прижалась к нему и поцеловала так, как четыре года назад. Язык Элмера прикоснулся к ее губам, раскрыл их и проложил себе дорогу дальше, в тайные глубины рта. Глэдис обхватила рукой его голову и притянула еще ближе. Этот сумасшедший поцелуй продолжался мучительно долго, прерывистое дыхание наполнило комнату, прогнав холод.
Когда Элмер стянул с нее свитер и ласково провел ладонью по теплой нежной коже, она снова застонала и обхватила его еще крепче. Где-то в глубине мозга шевельнулась мысль, что все это безумие, но рука сама потянулась к пуговицам его рубашки. Господи, ведь всего несколько дней назад она испытывала к нему только ненависть и презрение! И оказалось достаточно одного взгляда, чтобы заставить ее делать все, что ему угодно. Теперь ей не хотелось ничего иного, только быть здесь, чувствовать это дикое пламя желания, охватившее их обоих… Только Элмер и никто, кроме него, не должен прикасаться к ней до конца дней.
— О, Элмер… — прошептала Глэдис в экстазе.
Элмер сорвал с себя наполовину расстегнутую рубашку, отшвырнул в сторону и приподнялся на руках, чтобы лучше видеть ее. Потом медленно опустился, и она, почувствовав прикосновение волосков на его груди, откинулась назад, издав короткий жалобный вскрик.
— Я хочу тебя, — прошептал Элмер. — Ты сводишь меня с ума!
Он расстегнул молнию на юбке, и в следующее мгновение ее обожгло, словно раскаленным металлом, прикосновение руки. Она подалась навстречу, и он навалился, подмяв ее под себя, стараясь раздвинуть ладонью ноги.