Версальский утопленник
Шрифт:
— Поддержка, которой он пользуется, несомненно, играет не последнюю роль в расстановке сил, безоговорочно сложившихся в его пользу. Поэтому хорошо бы поскорее побеседовать с его ганимедом из Воксхолла. Сегодня, в шесть вечера, у меня по этому поводу назначена встреча с Филином. Без сомнения, он отыщет нам этого молодца.
— Но это еще не все. Я разговаривал со стариком Матье.
Услышав это имя, Николя задумался.
— Не он ли работал некогда с комиссаром Ларденом? [38]
38
См.
— У тебя прекрасная память. При Лардене он был кем-то вроде секретаря и старательно вел записи, касавшиеся кабачков и трактиров, где велась подпольная игра. Похоже, он действительно оказался честным человеком, во всяком случае, крушение дома Лардена не увлекло его за собой. С тех пор он работает в архиве, где его талант регистратора расцвел пышным цветом. Он с наслаждением фиксирует и классифицирует. Он просил меня передать привет юному Ле Флоку.
— Превосходно! Что ж, скажите ему, что старикашка весьма признателен.
— Ха-ха! Дамская стрела все же попала в цель! Я попросил у Матье досье Ренара. Он скривился и не двинулся с места.
— Вот как? Он тебе отказал?
— Нет, это не в его духе. Просто подлинное досье исчезло, причем давно. Отметь, старик Матье, даже став почтенным…
— Разумеется.
— …остался хитрой бестией, его на мякине не проведешь.
— Отсюда следует предположить, что он сохранил дубликат.
— Это слишком опасно!
— Но тогда?..
— Тогда?.. Наш хитрец делает карточки, заполняя их одному ему известным шифром. На этих карточках он излагает краткое содержание досье, показавшихся ему подозрительными.
— А почему он завел такую карточку на Ренара?
— Я же тебе сказал, он шифровал только те досье, где содержался компрометирующий материал. Как, например, в нашем случае!
— Ого! Я сгораю от нетерпения.
— Только не радуйся слишком рано. Он составил карточку до исчезновения досье Ренара, на место которого вскоре встало новое досье, фальшивое, подчищенное, полное лжи и откровенного вранья! Похоже, негодяй предвидел, что когда-нибудь его затребуют. Так что нам остается лишь карточка Матье, где содержится много интересного о начале карьеры нашего инспектора.
И снова Николя оценил проницательность Ноблекура, который с самого начала посоветовал ему оценить степень продажности инспектора Ренара. И хотя свои предположения бывший прокурор высказывал весьма туманно, они почти всегда подтверждались фактами.
— Можешь мне не верить, но мне кажется, что за спиной Ренара стоит секретная служба короля, и стоит давно. В самом деле, много лет назад Ренара уговорили издать несколько памфлетов и самому наложить на них арест, а затем, воспользовавшись замешательством книгопродавца, у которого обнаружили пасквили, содрать с него немалую сумму. Так и пошло. Золото, серебро, драгоценности арестованных — Ренар ничем не брезговал. Но худшее впереди. За мошенничество он угодил в Бисетр, в то время как его сообщница, госпожа Ренар, оказалась под замком в тюрьме Сальпетриер. [39]
39
Напомним читателю, что эти факты почерпнуты из биографии подлинного инспектора Гупиля и его жены. Действительность всегда превосходит вымысел.
— И как же они оттуда вышли?
— Он всегда отличался необычайной сметливостью и умением договариваться с людьми. Влияние сыграло свою роль. У меня есть кое-какие мысли на этот счет. Решили использовать его опыт. Это было еще до Сартина.
— Похоже, он снова взялся за старое. Но как сумела его жена оказаться в штате личной прислуги королевы?
— Это доказывает постоянно возрастающую степень продажности должностных лиц, — со свирепым видом проговорил Бурдо. — Но ничего, настанет день, когда с продажными чиновниками будет покончено!
— А что если и в этот раз он является автором памфлета?
Что-то щелкнуло в голове Николя. Вытащив из кармана листок пасквиля, отданный ему Ленуаром, он поднес к нему подсвечник и принялся сравнивать его с листком, полученным от Мадам Аделаиды. Затем достал из шкафа увеличительное стекло и тщательно исследовал оба документа.
— Теперь посмотри ты. Видишь, там, внизу, справа, на обеих страницах?
Водрузив на нос очки, Бурдо склонился и принялся внимательно разглядывать листки.
— Черт побери. Я вижу два одинаковых чернильных пятна, совершенно отчетливых, я бы даже сказал, два отпечатка пальца, и, судя по ширине, большого пальца.
— Совершенно точно, однако приглядись получше. Видишь, белая полоса, наискосок пересекающая оба отпечатка? Знаешь, что это может быть?
— Нет, а ты знаешь?
— Кажется, да. Помнишь большой палец на правой руке Ренара? Он был испачкан типографской краской, но не целиком: посредине проходила белая линия. Я очень четко его запомнил.
— И что это доказывает?
— То, что он присутствовал при печатании этого памфлета, иначе у него не было бы пятна от типографской краски. Она прочно прилипла к его пальцу, потому и оставила отпечаток. Полагаю, ты знаешь, как трудно избавиться от пятен, оставленных жирной типографской краской. Приходится очень долго оттирать золой.
— И что ты теперь намереваешься делать?
— Загнать лисицу в наши сети, окружив его нашими агентами. Ведь он всего лишь звено в цепочке. Пьер, тебе придется немедленно взяться за эту неблагодарную задачу. Нельзя, чтобы он от нас ускользнул: отныне мы должны знать все, что он делает, как днем, так и ночью. В твоем рассказе я уловил некоторую недоговоренность.
— Совершенно верно, я чуть было не упустил главное. Представь себе, что и в карточке Матье, и в подложном досье Ренара я обнаружил несколько хвалебных отзывов королевского цензора. Впрочем, вы можете возразить, что сотрудничество инспектора, надзирающего за книготорговцами, с цензором — дело обычное.
— Королевский цензор! Да, наша лисица носом в грязь не ударит!
— Все было бы хорошо, если бы этого цензора не звали Пиданса де Меробер. [40] Он, может, конечно, и цензор, но я точно знаю, что он является автором нескольких запрещенных памфлетов. Он сочинял сатиры на Мопу, а потом на Дюбарри. Помнишь те непристойные истории, что приписывали Тевено де Моранду? [41]
40
Матье Франсуа Пиданса де Меробер (1708–1779).
41
См. «Дело Николя Ле Флока».