Вершина мира
Шрифт:
Она легко коснулась теплыми пальцами его спины, провела, заставляя вздрагивать и стискивать зубы, закипая от ярости. Уж лучше пусть бьет, чем жалеет...
Я застала Влада в том же виде, в каком он появился из ванной. Все заготовленные слова застряли в горле. Я застыла, пораженная жалким зрелищем, представшим передо мной. Он был худой до невероятности, казалось, через живот можно спокойно посчитать позвонки. Я обошла Влада, рассматривая его тело с ужасом, который и не пыталась скрыть.
Смыв слой грязи в несколько сантиметров он обнажил многочисленные не успевшие
Только не жалей! Не смей жалеть, слышишь!? Жалость унижает! Даже убогих жалеть не рекомендуется, жалость унижает гораздо больше самой больной насмешки! А он вполне нормальный мужик, только слегка потрепанный! Но как быть, если слезы наворачиваются сами собой? И злость поднимается откуда-то из глубины. Скоты! Вот скоты! Чем же надо быть, чтобы сотворить такое!?
Осторожно протянув руку, дотронулась до одного из шрамов, провела пальцем по белой полосе. От прикосновения он напрягся, еще ниже опуская голову. Ничего не поделаешь, придется тебе еще немного потерпеть, - думала я, прикусив губу, - когда приедем домой, тебе предстоит пережить еще более унизительный осмотр. Как бы это тебе ненавязчиво объяснить, что в этом нет ничего страшного.
...Владу вдруг до глубины души осточертела роль, навязанная жизнью. Он не нуждался ни в чьем сочувствии, а уж тем более в жалости этой девчонки, которой в жизни, похоже, все доставалось слишком легко. Или сейчас, или никогда. Особо раззадоривать себя не пришло. Ее неожиданное сострадание раздражало, он не стал останавливать себя. Желание нагрубить ей, обидеть, выплюнув в это симпатичное личико всю горечь и злость копившуюся годами вот-вот готово было выплеснуться. Дождавшись, когда она отступит на шаг, он чуть подался вперед бедрами, выставляя безображенный шрамами живот и принадлежность к мужскому роду племени.
– Нравится?
– с вызовом поинтересовался он, а в его глазах застыло презрение.
– Вполне приемлемо, - приподняв брови с видом знатока, оценила она, - но думаю, станет лучше, если попробовать тебя откормить.
– Значит не по душе, когда кости выпирают?
– зло хохотнул он и добавил с деланным сожалением, - ничего не поделаешь, тогда придется немного подождать, прежде чем...
Опять?! Я склонила голову. Черт! Да что же ты делаешь? На истерика парень совсем не походил. Иначе не смог бы так долго выживать... Внезапная догадка поразила, заставив замереть, прилагая все усилия, чтобы удержать на месте, готовую отвиснуть челюсть. Вот придурок! Самоубийца недоделанный! Ты на что же это меня подталкиваешь, твою мать!?? Осторожно, Аня, не спеши! Это тебе не операцию на сердце делать, тут тоньше надо, филигранее!
...- Ты чего добиваешься?
– прервала она усталым голосом и грустно улыбнулась так, будто перед ним стояла не молодая девушка, а старуха, на досуге разменявшая тысячелетие.
– Решил все-таки проверить, на что я способна? Желаешь вывести из себя, - она понимающе покачала головой и усмехнулась, видя его растерянность, - по кнуту затосковал? Если так, придется тебя разочаровать - желаемого от меня не добьешься, а уж продажи
Раб смотрел на нее, пытаясь понять, кто она такая его новая госпожа. Она тоже продолжала заглядывать ему в глаза, открыто и немного насмешливо. К такому он явно не был готов и посему позорно проиграл их молчаливый поединок, отвел глаза, все больше смущаясь под этим пристальным взором. Хамить и провоцировать как-то сразу расхотелось. Недооценил, уж слишком быстро она его раскусила. Ему действительно хотелось узнать, на что она способна. Правда, получать побои не жизненно необходимо, но раб давно смирился с ними, как с неизбежным злом и воспринимал вполне спокойно.
Лицо залила предательская краска, откуда-то вылезло чувство вины и, не смотря на все упрямство, пришлось признать - все сказанное справедливо, а он со своим хамством ведет себя, как последняя скотина. Может, действительно к ней несправедлив, а все это какая-то непостижимая жизненная ошибка? Цепь случайностей, связавших вместе двух совершенно непохожих людей, находящихся по разные стороны границы жизни?..
– Ты собираешься вытираться?
– немного помолчав, позволяя пережить ему поражение, поинтересовалась я. О том, что догадка оказалась верна, можно было судить по его смущенному лицу.
– Я не знаю чем, - буркнул он, все еще переживая нашу стычку.
– Я же тебе сказала...
– я осеклась на полуслове, вспомнив с кем разговариваю, - Ты не знаешь что такое полотенце?
– он отрицательно мотнул головой.
Ругая себя за этот досадный промах, накинула полотенце ему на плечи.
– Замерз? Ничего, сейчас согреешься!
– пообещала я, толкая его на кровать, набросила сверху еще и одеяло, опустилась рядом и принялась машинально поглаживать по спине.
– Не надо, - тихо попросил он.
– Извини, - я убирала руку.
– Зачем?
– спросил он, помолчав некоторое время.
– Что?
– не поняла я.
– Зачем вы так со мной возитесь...
– голос его сорвался.
– Как так?
– не поняла я.
– Со мной еще ни разу так не разговаривали...
– Ну, во-первых, не 'вы', а 'ты', - поправила я его.
– А во-вторых, как же еще? Извини, я знаю, я по-твоему спрашиваю несусветную глупость, но ты у меня первый раб.
– Хозяева обычно так не поступают, - смущенно пробормотал он.
– Ну, я же не они, - вполне резонно обиделась я.
Было любопытно, как поступают обычные хозяева, но спрашивать я поостереглась, уверенная, что это знание мне ни к чему. Древние всегда правы - в большом знании большая печаль. Я дочь полицейского и кое-что знаю о тех страшных вещах, какие может породить человеческий мозг, обличенный безграничной властью и обремененный сознанием полной безнаказанности.
– Судя по твоему состоянию, жизнь у тебя была веселенькая, - криво улыбнулась я, - таких развлечений я тебе не обеспечу, уж извини. И я не надеюсь, что ты сейчас примешь и поймешь сказанное мной. Я прошу просто поверить - для тебя та жизнь закончилась и больше никогда не вернется. Я тебе обещаю - больше тебя никто продавать не будет. Ты мне веришь?