Вершина мира
Шрифт:
– А у нас есть выбор?
– Уныло улыбнулась я.
Дверь с треском распахнулась, впуская в комнату отдыха Геннадия Васильевича, нашего любимого начальника. Он был всем мил, если не брать в расчет его скрупулезное отношение к соблюдению инструкций, которые, между прочим, он сам и создавал в необозримых количествах.
– Романова, - обратился он ко мне, забыв поздороваться, - почему вы притащили на станцию неизвестно кого к тому же без положенного двух недельного карантина?
– Здравствуйте, Геннадий Васильевич, - мило улыбнулась я, смущая шефа вежливостью, - я понимаю, что совершила непростительную ошибку, но рада сообщить, что сама проводила медицинское освидетельствование, и могу авторитетно
– Я поднялась и, не снимая милой улыбки, подала светиле медицины подготовленную мной карту Влада.
Шеф, не ожидающий такой расторопности, хмуро взял из моих рук планшетку. По мере прочтения документа его лицо разглаживалось. Наконец он отложил ее и уже на полтона ниже продолжил:
– Да, Романова, в этом случае придраться не к чему. Но впредь настаиваю на соблюдении соответствующих инструкций по поводу карантина.
– Извините, Геннадий Васильевич, - потупила я глазки, - но я не стала беспокоить вас по окончанию рабочего дня и сама приняла решение обойтись без карантина. Вы бы со мной в этом согласились, поскольку пациент перенес тяжелую психологическую травму, а со мной у него наладился контакт. Если бы я отправила его в карантин, это было бы безвозвратно утеряно.
– Я развела руками.
– Да, кстати, Геннадий Васильевич, мне нужно изменить график работы, я хочу больше выходных и поменьше дежурств.
– Эко ты деточка замахнулась, - усмехнулся шеф, - а кто ж работать-то будет?
– То есть, как я поняла, вы не собираетесь идти мне на встречу?
– улыбнулась я ему счастливой улыбкой.
– Анна Дмитриевна, - шеф аккуратно подбирал слова, - вы же поднимаете, какое тяжелое положение на станции - медицинского персонала не хватает.
– Вы отказываетесь поменять мой график, - печально уточнила я.
– К моему глубочайшему сожалению, я вынужден вам отказать.
– Замечательно!
– воскликнула я, извлекла из ящика стола лист бумаги и протянула начальнику.
– Что это такое?
– подозрительно спросил он.
– А, так, сущая безделица - требование всех неиспользованных выходных, отпускных, отгулов, а так же за работу по праздникам. Согласно контракту.
– Это невозможно!
– воскликнул начальник зеленея.
– Отчего же, очень даже возможно. И если мы не решим это дело сегодня и миром, завтра эта бумага будет лежать на столе адмирала, я думаю, он удовлетворит мою просьбу.
– Анна Дмитриевна!
– шеф решил не сдавать позиций, - вы злоупотребляете...
– Ничем я не злоупотребляю, - прервала я его довольно невежливо.
– Я попросила вас упростить мне график, вы отказали, хотя и забываете, что я работаю практически на две с половиной ставки хирурга! Уж кто из нас злоупотребляет так это вы, поскольку у нас была договоренность: как только я сочту нужным, я тут же перехожу на обычный график работы. Если вы мне этого не даете, значит, я беру все, что мне причитается за три года.
Начальник в уме, видно прикинул, что отсутствовать я буду больше, чем долго и решил уступить. Решение его было основано на том, что лучше реже, чем никак. А для начала он предложил мне уйти на две недели в отпуск. Геннадий Васильевич удалился, что-то, сердито бормоча себе под нос.
– О, как!
– хмыкнула Наташка, глядя на закрывшуюся дверь, - я бы так не смогла.
– Понимаешь, - пустилась в объяснения я, - если бы не взвалила себе на плечи заботу о ближнем, я бы тоже так не смогла. У меня, признаться, колени дрожат.
...Полудрема и тихие шаги. Решив, что ему просто показалось, Влад зарылся головой под подушку, сон опять накрыл
– Встать!
– проревел Дмитрий Петрович и шагнул к парню.
Не желая получать лишний пинок, Влад моментально вскочил на ноги, удивляясь про себя, от чего все хозяева так орут, если у него достаточно хороший слух. Дмитрий Петрович загородил своей спиной дверь в коридор. Взгляд затравленно метался по комнате ища пути к бегству - если эта туша навалится на него, рабу будет очень больно об этом вспоминать, если вообще вспоминать придется.
Раб обязан подчиняться любому свободному человеку - это закон. Но есть так же и другой закон - наказать раба имеет право только хозяин. Правда, второй закон не всегда соблюдается, так что разумнее будет сбежать, а потом уж пусть хозяйка решает, что делать с рабом. Глаза наткнулись на неприметную дверь, остается надеяться, что она не ведет в какой-нибудь чулан или шкаф, тогда ему конец.
– Слушай сюда, тварь!
– рычал генерал, рывком вытягивая ремень.
– Если я еще раз увижу тебя в Аниной кровати, я тебе ноги переломаю, а потом яйца вырву под самый корень и вместо сережек на уши повешу, удод ты тоскливый!
Влад не стал дослушивать его пламенную речь, не желая проверять на собственной шкуре, насколько выполнит Анин отец свои обещания, сделал еле уловимое движение, перенося тяжесть тела на другую ногу, что бы было сподручней добираться к облюбованной двери. Реакция у генерала была отменная - заметив движение раба, он выбросил руку, едва не схватив Влада за волосы. Но и своей реакцией, отточенной за долгие годы борьбы за жизнь, парень не похвастаться не мог - ловко вывернувшись, проскользнул в дверь, открыв ее ровно на столько, что б суметь протиснуться в щель. Захлопнул ее, отгородив себя от взбешенного папаши.
Чтобы оглядеться и сообразить где находится, потребовалось не более секунды. Поняв, что оказался в ванной, Владу оставалось только порадоваться тому, как удачно сконструировано Анино жилище, и мысленно поблагодарить неведомого человека, создавшего все это - возможно, он спас жизнь бедному рабу. Опрометью кинулся из ванны, выскользнул в гостиную и бегом в прихожую, второй раз за утро, едва не хлопнув разъяренного мужчину дверью по носу, и еще успел заблокировать ее стулом, по какой-то причине там оказавшимся. Секунда на размышление о строгом запрете покидать каюту. Стул, подпирающий дверь немного съехал, склонив чашу весов в пользу бегства. Влад распахнул дверь в общий коридор и опрометью понесся вперед, спасая свою шкуру за пределами Аниной каюты. Не оглядываясь и не запоминая дороги.
Сколько Влад бежал, захлебываясь от страха и усталости сказать не мог, так же не мог точно припомнить, в скольких местах он повернул. Погони уже давно не было, а он все продолжал бежать не в силах остановиться. Пересохшие легкие распирало от нехватки воздуха, а сердце обещало вот-вот выскочить из груди, а человек все не останавливался. Окончательно выбившись из сил, он отошел к стенке, уперся руками в колени и долго хватал ртом воздух. Хорошо хоть народ в коридорах попадался редко, иначе его уже давно бы сдали взбешенному папаше, тогда пиши, пропало. Самое обидное - он же действительно ничего плохого не сделал, просто спал рядом и все! Влад шмыгнул носом и, распрямившись, вытер пот, обильно струящийся по лицу.