Versipellis

— Знаете, когда люди начали вырубать леса, я не был этому рад. По сути, я тогда ещё был волчонком и мало что смыслил. Помню, как родители бастовали, участвовали в рейдах на фермы, но всё равно склонили головы, как и все мы. Сейчас не могу сказать, что это хорошо, что всё так сложилось, но своё место в новом мире я всё-таки нашел.

Полицейский отложил бумаги с моим делом и пристально посмотрел в глаза. Удивительно, как люди за каких-то семь лет научились не отворачиваться от того, что раньше вселяло в них неподдельный животный ужас. Позади него возвышался силовик-альфа в незаконченном перевоплощении. Меня тоже в таком держали силой амулета из лунного камня — вроде и волк, но могу ходить на двух лапах, говорить и даже держать ручку. Наверное, это самая не комфортная для меня форма, как для представителя второго поколения.

— То есть вы, Алекс, закончили программу адаптации третьей ступени? — строго спросил полицейский. — Вы покинули свою социальную группу и сейчас живёте среди людей?

— Да, всё верно.

— У вас есть лицензия? Когда вы её обновляли?

Эти бессмысленные вопросы начали

меня нервировать. Я точно знал, что в толстой папке, что лежала на краю стола, были и все мои лицензии, и характеристика с места работы, и фото во всех стадиях воплощения. Вероятно, там же были и данные с контрольных минералов, расставленных по квартире, и запись всех бесед с участковым.

— Ладно, давайте к делу. Зачем вы, Алекс, пробрались в загородный дом министра «Новой политики»?

Ранее утром…

Я в очередной раз проспал звонок будильника. Рекомендованные всем оборотням моего поколения звуки природы перестали давать свои плоды и я начал страдать от бессонницы, пытаясь в эти часы занять себя хоть чем-то. Энергия, что текла в моей крови, с каждым днём усиливалась, и даже без календаря фаз луны, я мог точно сказать, что полнолуние наступит уже послезавтра. Это чувствовала моя первозданная волчья суть. И она же отказывалась жить по человеческим режимам. Вскочив, я больно подвернул заднюю лапу. Перевоплощаясь на ходу, натянул штаны, рубашку и туфли. С галстуком стоило чуть подождать, потому что голова и шея уменьшались до человеческих размеров медленнее всего. Да, и галстуки я не любил — в любом, даже человеческом бою, они могли стать слабым местом, а когда нужно срочно стать волком, так вообще были ударом в собственные ворота. Не то чтобы у меня часто случались такие ситуации — после начала адаптации в городе, я стремился жить по правилам, какими бы они не были, и год за годом делал, что велено, не переступая границы дозволенного, но тем не менее. На кухне нашлась заветренная гречка. Разломав капсулу "Нежный ягненок, 1 месяц — адреналин 4 из 5", я присыпал гранулами свой незатейливый завтрак. В моих запасах были ещё зайцы, коровы, олень в качестве деликатеса и мыши на черный день. Продуктовая карточка на этот месяц была ещё не тронута, но и дефицита в животных вкусах я не испытывал — уже и не вспомню, когда последний раз выходил на охоту и вообще ел мясо.

Наконец-то собравшись, я выбежал на оживленный проспект. Моя программа адаптации была практически завершена и потому ближайшие два года мне предстояло жить в человеческой многоэтажке в социальной квартире, прежде чем мне будет дозволено купить собственное жилье, где захочу. Улица встретила ураганом неприятных запахов: от меток мелких декоративных недо-собачек и до, отравляющих воздух, выхлопных газов. К последним было тяжелее всего привыкать после леса. У метро столпились другие оборотни в жёлтых жилетах — работа дворником была самой доступной для тех, кто не обладал никакими особыми качествами, но достаточно социализировался для работы среди людей. Я им помахал и нырнул в подземку. Мой путь лежал в смешанную школу, где волчата четвертого и последующих поколений учились вместе с человеческими детьми. Вообще, «Новая политика» была лицемерной, эта мысль меня посещала и не раз, как я не пытался от неё уйти. С одной стороны — все оборотни теперь живут среди людей: кто-то на госслужбе в качестве ударной силы, кто-то работал на стройке или в шахте, а кто-то до конца своих дней был заперт в тюремных учреждениях, которые называли программой "строгой адаптации". Но с другой — даже детёныши, родившиеся в городах и изъятые на адаптацию в интернаты, вплоть до окончания второй ступени, не жили в настоящем обществе: не выходили на улицу из-за отсутствия лицензии, не знали об интернете, читали и смотрели лишь те фильмы и книги, которые были одобрены правительством, а о людях знали только то, что рассказывали учителя, и что видели по человеческим сиротам, которых запихнули вместе с ними в одну школу. То, что за ради такого соседства приходилось постоянно подавлять силу растущих оборотней магией и черт его знает, чем такие фокусы обернутся, никого особо не волновало.

Во дворе меня уже ждал класс, нам предстояла прогулка для знакомства с местной флорой — обычный урок естествознания. Наш маршрут пролегал вглубь небольшой посадки на территории школы, защищенной амулетами, которые ограничивали возможность перевоплощения даже у половозрелых волков, как я. Там мне всегда становилось дурно: вся природа казалось неправильной, искусственной, противоречащей моему естеству. Будто живьём запихнули в капсулу, кинули в траву и приказали: "Гуляй!". Раньше так не было: до "Новой политики" все леса принадлежали волкам, но когда началась массовая вырубка и пожары, созданные людскими руками, мы лишились нашего дома. Вспомнился отец, учивший меня охотится в западной части леса, подальше от города. Сейчас он доживал свой век в специальном центре для престарелых оборотней, которые уже не контролируют свою силу. У них был свежий воздух, ёлочки, настоящая дичь, а не сублимированная в гранулы и выдаваемая по талонам, и вышки с вооруженными людьми каждые сто метров. Мы давно не общались, в последнее время я вообще усомнился в том, что он сохранил рассудок и помнит семью. А мама, в свою очередь, смогла приспособиться. Сейчас она пишет сказки, в которых люди и волки живут вместе. Не все проходят цензуру, но несколько книжек вышли в тираж и я бережно хранил каждую. Особенно мне полюбилась та, в которой у волков был свой отдельный город с открытым выходом в лес. Правда, в конце всё равно цивилизации объединились, но такова плата за официальное издание.

Я рассказывал детям и щенкам про полевые цветы, про деревья и то, как отличить съедобные плоды от ядовитых. Название волчьей ягоды чуть было не вызвало перепалку, но я поставил на место задир обоих видов раньше. Будь мы в стае, я был бы максимум бетой, как мне казалось, но сейчас, когда иерархия находится под официальным запретом и щенки о ней просто не знают, я заслужил даже некоторый авторитет. Конечно, прирожденного

лидера видно сразу, он чувствуется. И в моем классе есть такой, но говорить об этом всё равно не принято, как минимум — меня бы за такое уволили и, вероятно, провели бы не одну проверку, цепляясь к мелочам, чтобы понизить на третью ступень. Подходя к границе учебной территории, я почувствовал покалывание на коже: будто сотни маленьких игл прорастали вовнутрь. Списав всё на действие амулетов, я закончил урок и отвел детишек назад в школу. У меня была ещё работа: проверить их альбомы с домашним заданием, заполнить листы успеваемости, справиться о здоровье отсутствующих у воспитательницы и медсестры в интернате. Но настроения не было от слово вообще. Я решил прогуляться за забором. С моей ступенью адаптации я уже имел право ходить в природных зонах, правда, не дальше пятидесяти метров — рубиновые сети амулетов, которые, при прикосновении, вызывали ужасную боль и могли даже парализовать, не позволят нарушить запрет.

Странное ощущение нарастало с каждым шагом. Дойдя до кривой оградки, я огляделся: вокруг не было ни души, минералы пощелкивали и слабо светились, но в одном месте цепь прерывалась — рубин не горел и не испускал тепла. Возможно, всему виной высокий уровень адреналина в сегодняшнем ягнёнке, а может, так подействовали воспоминания о непокорном отце, но я махом перепрыгнул символический заборчик там, где камень был разряжен и пошел вглубь посадки. Теперь я чувствовал покалывание не только на коже, но, казалось, и внутри всего тела. Было даже немного приятно, на самой грани с болью. Но я не мог отделаться от мысли, что там, куда я направлялся, источник магии был сильнее и ощущения будут становиться только хуже. Впереди возвышалась живая изгородь. Умом я понимал, что на этом мой поход окончен, и пора возвращаться, но… тут то я и услышал писк. Десяток тоненьких слабых голосов выли, зовя маму-волчицу. Их стоны и плач пробирались в сознание, путали мысли, отключали логику. Перевоплощаться было самой глупой моей идеей за весь день, но я всё равно это сделал — взыграл инстинкт. Он отзывался внутри огнем, но совсем тусклым, не способным разгореться, затравленным ежедневным подавлением истинной силы оборотня. Взяв разгон, я проломил собственным телом острые ветки, набрав в рот листвы, и оказался лежащим плашмя на ухоженном газоне. Меня не отбросило куполом магии, не пронзило колющей болью — будто владелец и не ставил никакой защиты на жилище, как делал каждый человек в городе. Аккуратный ландшафтный дизайн, небольшой розарий, бассейн, трехэтажный дом и огромная веранда — все говорило о состоятельности домовладельца.

Прокравшись вдоль стены, я выглянул туда, откуда слышался нарастающий жалобный зов. Буквально в пяти метрах от меня стоял мужчина в расстегнутой рубашке и со стаканом в руке. Он говорил по телефону в наушниках, играючи подкидывая серебряный жезл с лунным камнем в наконечнике. Об этом минерале я знал с раннего детства, когда родители ещё учили меня и братьев. А увидел в действии семь лет назад, когда началась программа адаптации. Адуляр то и использовался в сдерживающих амулетах с которыми, хочешь не хочешь, а познакомишься за время жизни в городе. Но в этом камне были некие вкрапления, поблёскивающие розовыми искрами на свету, чего раньше я никогда не видел. А серебро… о нем и говорить не приходилось. Ещё в дремучие времена, когда люди считали нас, оборотней, простой байкой, все до единого знали о том, как этот металл губителен для нашего вида. Спрятавшись за мангалом, я осмотрел территорию: на столе перед мужчиной лежали и другие жезлы и кристаллы для них: некоторые манили к себе, другие, наоборот, будто выстраивали невидимую стену, какие-то были драгоценными, а иные больше походили на обычные палки и камни; чуть левее стояли вольеры с сеном, но все как один — пустые.

Писк уже был невыносим, я не мог просто сидеть в укромном месте, пока маленькие кутята так плачут. Казалось, что я их не слышал, а чувствовал и душа от этого натягивалась в струну. С немыслимой скоростью я побежал вокруг дома, чтобы подобраться к ним и чудом остался не услышанным. Щенки лежали на клеенках: некоторые не двигались и еле-еле дышали, другие же отчаянно перебирали лапами, пытаясь сбежать. Только я хотел подвинуть их к себе поближе, как мужчина обернулся, подошёл. Он не заметил меня, вряд ли он вообще ожидал гостей. А в следующую секунду серебряный жезл загорелся ярким светом и луч, выпускаемый минералом, пронзил дитя. Он завизжал, завыл, захрипел и начал превращаться. Это очень рано! В нем пока нет силы даже на свое волчье тело, не то что на человеческое! Я сам впервые принял человеческую форму в четыре месяца отроду, а этому щенку нет и двух недель. Теперь, посреди слепых кутят лежал младенец. На нем были ссадины и большой, пульсирующий кровью и сукровицей, ожог в области сердца, под бурой шерстью раньше этого нельзя было разглядеть. Я больше не мог контролировать себя. Моё тело наполнилось животной силой, порожденный злобой на человека. Взвыв, в два прыжка оказался рядом с ним и вгрызся в его руку, заставляя выронить магическое оружие. Я почувствовал кровь на своих клыках и отпустил мужчину, устремившись к щенкам. Действие лунного камня меня задело, хоть и косвенно — началось обращение в человека. Унести всех малышей разом я не мог, а ведь где-то была ещё и их мама, а может, и другие оборотни. Но времени у меня было ровно столько, сколько понадобится ублюдку на то, чтобы оклематься. Я не думал, не анализировал то, что происходит, а дал внутреннему огню руководитель мной. Перекинув через ограду тех щенков, которых смог быстро словить, я на ходу поднялся на задние лапы, но, почему-то, воплощение остановилось в промежуточной форме.

За спиной послышался мужской крик: "Тварь! Выродок! Да, я тебя…" — он полз по газону, сжимая кровоточащую руку. Дотянуться до амулетов человек не смог и они с грохотом повалились все разом вместе со столиком, хаотично выпуская свою энергию. Не теряя времени, я подхватил оставшихся щенков и младенца, побежал к живой изгороди, перескочил... И почувствовал, как проваливаюсь в пустоту. Я ощутил запах влажной земли, в которую упал лицом и тогда, весь мир вокруг меня поплыл, стал гибким, тягучим, обволакивающим. Мои веки сами собой закрылись.