Вертолёт, 2006 №1
Шрифт:
Суетливо и сбивчиво, боясь, что перебьют, не дадут сказать жизненно важного, стал я излагать свой вариант, как просунуться в это злосчастное ущелье. И тут, конечно, перебили! Вскинулся навстречу моим словам оператор и возопил: «Товарищ командующий, да что этот комэска себе позволяет, мы всем штабом думали, отрабатывали, схемы по ночам чертили, а он…». Ну, думаю, все, куда нам, знай свое место: получил по сопатке, молчи и не чирикай. И тут происходит нечто странное: командующий жестом останавливает этого словоблуда и произносит пугающую фразу: «Тебе, комэска, выполнять основную задачу, поэтому как ты скажешь, так и будем работать,
Командующий задумался, посмотрел куда-то вглубь себя и изрек: «Завтра в восемь утра этих объектов не будет, а что касается прикрытия… Восемь Су-25 и 12 МиГ-21 тебе хватит?».
Я мысленно поперхнулся и, с трудом сохраняя невозмутимый вид выдавил из себя: «Хватит». «Ну, тогда вперед командир», — захлопнул дверь всех сомнений командующий и исчез в вихре подхвативших его дел.
И наступило утро. Не знаю, что там думали стрельцы в ночь перед соответствующей казнью, а мне довелось немало до утра передумать…
Утреннюю благость мгновенно разрушили десятки одновременно раскручиваемых винтов. Неуклюже подскакивая на неровностях, «вертушки» одна за другой подрулили к взлетке и, набычась, угрожающе задрав хвосты, ввинтились в серый туманный воздух. Пошли!
И все. Там, внизу, остались сомнения, раздумья, прочая лирика. Идет полет, и тебе уже ни до чего дела нет. С тобой в полете стая «волков», которых ты обязан вывести на цель, выждав момент, подать знак, когда вцепляться в горло врагу, не дать им устроить бестолковую свалку при этом, а затем, обдурив врага, обойдя капканы, привести всю стаю в целости и сохранности обратно…
После полета…
И тут, прервав сумасшедший ритм полета на ПМВ (предельно малой высоте), буквально под брюхом вертолета, подбросив его вверх, раздается взрыв. «Что это?» — теряюсь в догадках, судорожно в доли секунды перебирая возможные варианты. Подбили кого-то? Столкновение со склоном? Подорвался какой-нибудь БТР? Крутим башкой на 360 градусов и видим — вразвалку, вальяжно, из-за склона появляется пара «двадцать четверок» командира звена Буренского из соседней эскадрильи, которые нас на заходе должны прикрывать. Оказывается, это они, расчищая нам заход, любезно «уронили» на мешающий при заходе укрепрайон пару «соточек» (100-килограмовая бомба ОФАБ-100), но при этом промазали, гады, по времени… Ну, благо, осколки бомбы, разорвавшейся под нашим брюхом, разлетелись веером в стороны, а то бы, как говорится, вся задница в шрамах. Ладно, не до переживаний сейчас, за «вечерним чаем» обсудим.
А вот и ущелье. Мрачное, с серыми насупившимися склонами, узкое и зубастое, как пасть дракона. Я ныряю туда первым, как с трамплина в холодную воду, и за мной суются остальные. Каждый пилот в этот момент — туго натянутый лук, готовый к мгновенному выстрелу. В эфире — тишина: мы давно привыкли действовать молча, оставляя эфир девственно чистым для непредвиденного сообщения,
Не размазывая траекторию захода, сразу после четвертого разворота по одному приземляемся. И не успевают еще мелькнуть над обрезом двери пятки крайнего десантника, как резко взлетаем. Переводим машины сразу в набор высоты и маневрируем, маневрируем, чтобы уйти от возможных трасс сзади и спереди, потому что когда ты ее, трассу, увидишь, будет поздно. Наконец вылезаем из ущелья. Уф, теперь можно выдохнуть. Только можно ли? До аэродрома минут двадцать, всякое может приключиться…
После посадки по условному рефлексу, выработанному в эскадрилье, собираемся у машины ведущего. Щупаю всех взглядом, пытаясь понять, все ли в порядке, и тут замечаю заруливающую крайнюю «восьмерку». Боже милостивый, что за вид! «Вертушка», жалобно подвывая движками, мостилась на стоянку, всем своим видом показывая, как ей досталось. И было от чего ее пожалеть: стабилизатор растерзан в клочья, бока иссечены отметинами от крупнокалиберных пуль, троса антенны, перебитые у основания, бессильно свисают…
Мчимся к машине. Из кабины вылезает обескураженный Васька Хозяинов, замыкающий нашей группы, имевший меньше всех опыта в десантировании — самой «сладкой» из наших задач. Оказалось, он позволил себе чуть «размазать» четвертый, разворот, чтобы половчее, как ему казалось, выйти на посадочную прямую, и чуток, совсем немного, выскочил по тому направлению, которое нам «обязывали» сверху. Тут духи, которые сидели, как псы на короткой привязи, и не могли нас достать, обрадовались и со всей дури его «постригли»…
И тогда стало мне страшно, да так, как давно уже на этой войне страшно не было. Господи, а если бы он еще немного дальше «заступил», а если бы мы шли ТЕМ маршрутом, а если бы решение, которое я лично навязал, было неверным и я был бы виноват?!!! А главное, сколько ребят положили бы?!!!
Противная, стылая склизь страха забралась внутрь и вольготно там раскинулась. Она не покидала меня всякий раз, когда впоследствии приходилось принимать на этой войне, потом на другой, третьей, четвертой — Решение.
…Ты помнишь, как все начиналось, пел в те времена Макаревич. А начиналось все это в далекие теперь уже времена конца семидесятых — начала восьмидесятых годов двадцатого века второго тысячелетия от Рождества Христова.
Наша эскадрилья, «эскадра», как это принято несколько залихватски произносить в авиации, — часть большого коллектива, именуемого вертолетным полком. Базировалась она вместе с этим полком в далеком (хм, смотря от чего), забытом богом и центральным военным руководством местечке под труднопроизносимым названием Магдагачи.
Получив туда назначение, я два дня учил это милое наименование. В просторах бескрайнего Дальневосточного военного округа этот п.г.т. находится (именно находится, то есть с трудом находит себя на карте) километрах в пятистах наискосок от Благовещенска, что по здешним меркам не является гигантским расстоянием. Гарнизон этот считался «ссыльным», то есть туда, как в наказание, могли отправить тянуть служебную лямку офицеров из других, более комфортабельных районов. Названием этого «теплого» местечка, где не растут даже вишни, пугали впечатлительных мамочек выпускников училища лихие кадровики, делая при этом выразительную паузу и пристально глядя в глаза.