Верю тебе
Шрифт:
— А кто это Габи?
Раф бросил на Эмму взгляд, в котором читалось: «Я бы, конечно, хотел ему сказать», и ответил:
— Это сын Эммы. Мы хотим взять его поплавать в бассейне гостиницы. Я еще не выписался оттуда.
Эмма сосредоточилась на компьютере. Раф всегда был честным и всегда вызывал у нее этим восхищение.
Эмма механически щелкала клавишей и ждала, пока компьютер сделает свою работу. Она невольно отвлеклась и прислушалась к разговору мужчин. Говорил в основном Раф. Она узнала множество невероятных
Эмма подумала о тяготах своих последних лет.
Они не шли ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить Рафу.
Понятно, почему он так изменился: человек не может остаться прежним после таких испытаний. Она опять прислушалась. Разговор, слава Богу, переключился на единственную ежедневную газету Мемфиса.
Джей несколько минут перечислял людей, которые трудились в «Коммерческом вестнике» еще со времен Рафа.
Вдруг Раф остановил его беспомощным жестом:
— Я никого не помню.
— Вспомнишь, когда увидишь. — Джей откашлялся. — А вот Хэм Гудвин прекрасно помнит тебя.
— Ты говорил, он редактор международных новостей?
Джей кивнул.
— Мы говорили с ним о тебе вчера. Ему позарез нужен хороший репортер, умеющий проводить расследования и владеющий несколькими языками. Он хочет, чтобы ты зашел к нему поговорить. Что ты на это скажешь? Раф покачал головой.
— Я не могу.
— Ты не потерял способности писать, — заметил Джей. — Я читал несколько твоих статей в исторических журналах.
— Проводить расследования сложнее, чем писать, — спокойно ответил Раф. Кроме того, я не могу бросить «Прошлые времена Юга», не успев даже запустить его.
Эмма перевела дух — она помнила все поездки Рафа, и прежде всего ту, из которой он не вернулся.
— Что ж, мы так легко не сдадимся, — сказал Джей. — Ты, конечно, не помнишь Хэма, но это такой упрямый сук… — он не договорил, бросив извиняющийся взгляд на Эмму. Раф снова покачал головой.
— Очень сожалею, но сейчас я хочу вплотную заняться журналом.
— Подумай. — Джей поднялся. — А мне, пожалуй, пора. Рад был пообщаться с тобой снова.
Приятно было познакомиться, мэм.
— Спасибо, Джей. Взаимно.
Раф проводил его до двери.
Когда он вернулся, Эмма не удержалась от вопроса:
— Ты всегда любил журналистские расследования. Почему бы тебе не заняться этим снова?
Раф внимательно взглянул на нее.
— Во-первых, я занимался этим, потому что мне нравилось иметь дело с людьми. Сейчас… — Он дернул плечом. — Чтобы проводить расследования, требуется отличная память — и кратковременная, и долговременная. Это то, чего у меня нет.
Компьютер загудел, и Эмма взглянула
Раф начинал что-то вспоминать, когда прикасался к ней. А что будет, если память вернется к нему? Он снова станет репортером? От одной этой мысли Эмма похолодела. Что могло удержать его? «Прошлые времена Юга». И Габи. И она. Нет, она — вряд ли. Его журнал и его сын могли сохранить ему жизнь. А если память вернется к нему не полностью? Ведь он вспоминал, только когда прикасался к ней. Значит, существовал отличный шанс, что он никогда не вспомнит всего.
И она этого шанса не упустит.
Эмма с облегчением потянулась к мыши, но рука повисла в воздухе. Сделать Рафа счастливым. Удержать его здесь.
Когда это произошло? Когда ей вдруг стало важно, чтобы Раф оставался в ее жизни?
— Давай, Рэнди. Знаешь, как это здорово! Не бойся! Эмма поправила сползающие на нос темные очки и бросила взгляд поверх книги. Раф и Габи стояли в мелководной части бассейна, уговаривая трусоватого Рэнди съехать вниз с горки.
Рэнди ничего не отвечал и только пристально смотрел вниз с восьмифутовой высоты извилистой пластиковой голубой дорожки.
— Я и тебя поймаю, как Габи, — присоединился к сыну Раф.
Рэнди не двигался.
— Может, хочешь сойти? — спросил Раф.
Мальчик помотал головой.
— Давай, Габи съедет вместе с тобой.
— Да! — закричал Габи. — Вот будет здорово! Рэнди поморгал и поспешно кивнул.
— Хорошо! — Габи торопливо зашлепал вверх, подтягивая сползавшие с его худенького тела трусики.
— Поехали! — закричал Габи и оттолкнулся. Через две секунды Раф поймал одного левой, другого правой рукой. Рэнди засмеялся.
— Можно еще разочек? Самому?
— Сколько угодно, — отозвался Раф. Эмма взглянула на часы — он уговаривал его почти двадцать минут. Откуда столько терпения? Тот Раф, которого она знала, и пяти минут бы не выдержал.
Тут Раф повернулся, и ее взгляд упал на рваный шрам поперек его левой щеки. Вот где он научился терпеть — на больничной койке. Шесть операций за шесть лет. В его сломанных руках и ногах такое количество металлических штырей, что в аэропорту каждый раз начинали звенеть металлоискатели.
— Мам! Посмотри на меня!
Эмма с улыбкой подняла глаза. Ее сын в сотый раз скатился с горки и плюхнулся в воду.
— Попробуй, мам! Знаешь, как здорово!
— Это горка для детей, малыш.
— Ну, мам! Я же говорил тебе, я не малыш.
— Ты — мой малыш.
Габи высунулся из воды.
— Мам!
— Прости. Я все время забываю, что ты у меня почти мужчина.
— Ты можешь называть малышом меня.
Эмма вскинула глаза и увидела Рафа. Он стоял у бортика бассейна, положив подбородок на скрещенные руки. Таких шрамов Эмма еще не видела. От кисти левой руки до локтя тянулся след от ожога.