Весь цикл «Десантник на престоле». Шесть книг
Шрифт:
— Но тогда…
— Да, сэр, — Смит-Стенли выразительно посмотрел на Джорджа Кларендона, который сменил ушедшего в отставку Джона Рассела, допустившего полный разгром Австрии. — Да, завтра на докладе в Палате лордов нас всех съедят живьем. Интересам Великобритании нанесен непоправимый ущерб. Напомню всем присутствующим один прискорбный факт… — Эдвард прокашлялся. — Дело в том, что канцлер Шувалов пригласил британских солдат на помощь по просьбе регента великого князя Константина Николаевича, в то время когда непосредственный наследник уже был мертв. То есть регентство было недействительно, а наследником престола выступал уже брат Александра — великий князь Владимир Александрович. Но это еще полбеды. Из-за этой безумной московской экспедиции получается, что английские солдаты поддержали узурпатора и участвовали в военном походе на законного правителя России. — Эдвард усмехнулся. —
— Это же конец… — Кларендон диким взглядом уставился на огонь камина.
— Отнюдь! — седовласый военный усмехнулся. — Перед нами стоит задача минимизировать потери Британской короны от поражения в этой авантюре, верно ли я понимаю ситуацию?
— Совершенно верно, — кивнул Эдвард.
— Хорошо. Мы проиграли этот бой, а потому должны отступить с минимальными потерями, дабы не проиграть войну. Что это значит? А то, господа, что кого-то следует оставить для прикрытия. Вы меня понимаете? — Престарелый мужчина огляделся и печально вздохнул: — Вижу, не понимаете. Нам необходимо объявить адмирала, командующего эскадрой, вне закона, заявив, что он пошел на преступление, будучи подкуплен Шуваловым. Теперь понимаете? И концы в воду. Да, Великобритания окажется выставленной в некрасивом свете. Да, придется покинуть свои посты сэру Джорджу и, вероятно, вам, сэр Эдвард. Но не через эшафот, а своими ногами, да еще сохранив лицо, то есть подав в отставку из-за «невыносимого позора». — Все присутствующие в зале заулыбались.
— Действительно, козлов отпущения еще никто не отменял, — улыбнулся Джордж.
— Вот именно, господа, вот именно, — довольно покивал Смит-Стенли. — Решение прекрасное. Однако хочу добавить, что все указанное необходимо сделать немедленно. Дело в том, что принц совершенно непредсказуем. Он может задержаться в Варшаве, наводя там порядок, а может и совершить решительный бросок на Санкт-Петербург. А пока там английские войска, нам нужно поспешить. Мы же не хотим, чтобы он встретился с доблестными солдатами Великобритании? Думаю, его вполне устроят обычные предатели и бандиты, которые по недоразумению носят английскую форму. Конечно, придется пойти на какие-то уступки в ряде вопросов, например, при подписании мирного договора по итогам войны, что в скором времени завершится на материке. Но все это мелочи. Главное сейчас — не дать цесаревичу воспользоваться своим случайным успехом и нанести непоправимый урон репутации старой доброй Англии.
— Боюсь, сэр Эдвард, этот успех не случаен, — вновь подал голос седовласый мужчина с военной выправкой. — Все говорит о том, что мы получили заведомо ложные сведения о планах цесаревича. И попали в ловушку. Сейчас, владея всей полнотой информации, мне совершенно очевидно, что наш провал закономерен и, безусловно, подстроен. Варвар оказался весьма хитер и коварен. Не стоит питать иллюзии и продолжать столь пагубный курс в оценках — он вполне достойный и совершенно непредсказуемый противник. Это нужно учитывать в будущем, не делая скидок на его непроходимое варварство. Если, конечно, мы не хотим оказаться в подобной ситуации вновь.
Глава 75
То же время. Варшава
Во время рейда русской пехоты, который произошел в тот же день, что и разгром польского ополчения на вокзале, получилось задержать восемьсот семнадцать человек.
Агентура цесаревича постаралась на славу, собрав подробные досье и доказательную базу обвинения
Так вот, задержанным «жителям и гостям Варшавы» вменяли в вину причастность к организованной преступной группе и, как следствие, бандитизм, повлекший за собой те или иные печали для граждан империи. Александр специально подчеркивал, что эти люди не борцы за свободу и независимость, а обычные уголовники. Тем более что целый ряд мероприятий, сопряженных с подготовкой и снаряжением ополчения, совершенно четко так и квалифицировался.
Никаких особенных оперативно-следственных мероприятий не проводилось, так как собранные агентурой сведения были вполне достаточны для вынесения смертного приговора каждому. Однако завершать это дело банальными расстрелами у крепостной стены или коллективной виселицей Саша не хотел. Это не позволило бы решить поставленную перед ним задачу.
На собранном Военном совете, где цесаревич хотел обсудить план действий по умиротворению Польши, высказывались разные мнения. По предоставленным спискам в числе задержанных, вина которых была очевидна совету, состояли люди самого разного сословия и положения: католические священники, студенты, профессора, крестьяне, рабочие, женщины, служащие, дворяне и прочие. Массовость и всеобщий характер восстания, в совокупности с очевидным иностранным участием, очень сильно раздражали, что вылилось в единодушное желание их всех казнить. А потом пройтись по остальным городам и весям Привислинского края. Однако Александр решил поступить оригинальнее. Тотальная зачистка с желанием утопить Царство Польское в крови, по его словам, «пустой расход боеприпасов», так как «противник не будет побежден до тех пор, пока не признает своего поражения». То есть, чтобы прекратить местный сепаратизм силовым методом, необходимо было вырезать всю Польшу, а это не являлось тем результатом, к которому Саша стремился.
Для решения подобного затруднения Александр сразу после проведенного совета 22 сентября отправил своему доброму знакомому и соратнику Джузеппе Гарибальди очень интересное письмо, сопровождаемое обширным пакетом фотографий и заметок.
Тут стоит пояснить, что этот итальянец был весьма многим обязан Александру, ведь без русского принца не удались бы ни итальянская революция, ни воссоединение Рима с Италией, ни разгром Австрии. Ничего бы не получилось. Цесаревич, по мнению Гарибальди, сделал для Италии больше, чем даже он сам. Но главным было то, что здравый смысл и политический расчет не претили ему поддерживать приятельские отношения с Александром. Ведь Италии требовалась помощь в разгроме Франции и возвращении утерянных северо-западных земель. Поэтому к просьбе, изложенной в письме, Джузеппе отнесся крайне внимательно. Тем более что она для него была сущей мелочью — Пий IX де-факто был подчинен ему лично и лишен всякой политической самостоятельности.
Конечно, Гарибальди являлся добрым католиком. Но отлучение его от церкви Пием IX только лишь для сохранения собственной светской власти привело итальянца в бешенство и позволило очень серьезно пересмотреть свои взгляды на аппарат Церкви. Дескать, мухи — отдельно, котлеты — отдельно. Поэтому уже 28 сентября 1867 года до Варшавы докатилась новость: папа римский отлучил от церкви всех католиков, которые принимали участие в польском мятеже. То есть практически всю Польшу. Ибо «бандитам и разбойникам не место в лоне Римской католической церкви».
Удар получился сокрушительный. «Добрые католики», сражаясь в том числе и за свою веру, отлучались от нее. А Александр как раз этого ждал, медля со следующим этапом шоу, к которому было уже все готово.
Дело в том, что еще 25 сентября цесаревич выступил перед арестованными с предложением, которое сводилось к тому, что либо он их всех тихо расстреливает в овраге, либо они выдвигают из своего числа судей для самих себя. Сложная перед ними встала дилемма — осуждать на смерть своих товарищей не каждый решится, однако, посовещавшись, пошли на это предложение, в надежде, что подобный подход позволит выжить хоть кому-то. Каждый из арестованных надеялся на то, что именно его оправдают, ведь судить должны были свои.
Тут надо уточнить деталь — в числе арестованных были и те, кто отличился лишь мелкими проступками, вроде громких антиправительственных высказываний по пьяному делу и прочих глупостей. С кем не бывает? Так вот. Тогда, на перроне, когда ему докладывались агенты, цесаревич решил взять всех, на всякий случай. И не зря — теперь они «шли в дело», так как по общему численному балансу подобных «мятежников» выходило около трети из числа восьмисот семнадцати задержанных, что позволяло создать видимость «сурового, но справедливого суда».