Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Вы думаете, что мы действительно сможем объявить контрацепцию вне закона? — спросил адмирал.
— Вне всяких сомнений! Опираясь на Церковь, разве мы сможем потерпеть неудачу?
Глава 64
Упадок цивилизации можно определить по разрыву между общественной и частной моралью. Чем шире этот промежуток, тем ближе цивилизация к окончательному разложению.
Билл Бекетт сидел в одиночестве в комнате отдыха для «Очень важных персон» в офисе Воздушных Сил, изолированном от рева двигателей дорогостоящей звуконепроницаемой перегородкой. В комнате стоял запах кожи и дорогого виски. Он мельком взглянул на наручные часы: двадцать восемь минут одиннадцатого. Парад должен был начаться в час дня в Вашингтоне. Бекетт уставился на пустые кресла вокруг него, размышляя над тем, чтобы могла означать эта привилегированная изоляция. Рокерман, который спал в личной комнате, проснулся и с ликующим видом воскликнул, увидев самолет:
— Нумеро уно, черт побери!
Президент послал этот самолет специально для них двоих. Был обеспечен генеральский эскорт и даны инструкции о церемониях, ожидающих в Нью-Йорке, — обращение к конгрессу, медали, банкет в Белом Доме. Генерал Уолтер Монк выглядел слишком молодым для выполнения этой задачи — всегда белозубая улыбка на лице, но глаза остаются жестокими, безжалостными.
Бекетт вздохнул.
Все, что наболтала ему по телефону Мардж, было правдой.
— Ты настоящий герой, я тебе говорю!
Что за странный разговор — девчонки хнычут и визжат, твердят ему, что он стал таким известным, а потом опять передают трубку Мардж со словами:
— Мама хочет сказать тебе что-то важное.
— Это разговор о том, чтобы ты выставил свою кандидатуру на президентских выборах, — сказала Мардж.
О Боже! Ему трудно было все это переварить. Он так долго занимался проблемами чумы, что его воображение работало только в направлении новых исследований и опытов. А Мардж вывалила на него откровение, не дав времени на подготовку. Она ни разу не намекала на это в скудных телефонных и радиоконтактах. Система была и так слишком перегружена.
— Билл, я не хочу тебя волновать. Ты — мой Первый, и всегда им будешь.
Первый! Как быстро распространился этот жаргон. Но он знал, о чем Мардж хотела ему сказать. Второй брак между Кети О'Хара и адмиралом Френсисом Делакуром стал своего рода образцом.
— Лучше, чтобы ты узнал это до своего приезда, дорогой, — ворковала Мардж. — Тебе все станет понятным, как только ты увидишь. Я беременна.
Он слышал, как щебечут девочки за ее спиной: — «Скажи ему…» Остальное было заглушено словами Мардж.
— Ты слышишь меня, Билл?
— Да.
— Ты говоришь как всегда сердито и напряженно, Билл. Тебе придется с этим смириться!
— Я уже с этим смирился.
— Отец ребенка — Артур Делвиг, дорогой. ГЕНЕРАЛ Делвиг. Он наш региональный военный командир. Я знаю, тебе он понравится.
— Разве у меня есть выбор?
— Билл, не надо так говорить. Он был очень добр к нам. Девочки его любят. И, дорогой, он уже сделал много хорошего. Когда было совсем плохо, он защищал нас и… все такое. Ну пожалуйста, дорогой. Он знает, что всегда будет только моим Вторым, а ты всегда будешь для меня Первым. Он согласен с этим. Артур восхищается тобой, Билл. Он один из тех, кто говорит, что тебе нужно стать президентом.
«А почему бы и нет? — подумал Бекетт. — В семье должность президента может быть мощным преимуществом перед офицерским званием».
— Я люблю тебя, Билл, — сказала Мардж.
А девочки продолжали визжать:
— Расскажи ему…
И снова он не услышал ничего из того, что они хотели ему поведать. Мардж сказала, что остальное он узнает, когда приедет. А потом:
— Ах, девочки! Ну ладно. Они хотят, чтобы я сказала тебе о том, что все мужчины ухаживают за ними, но они еще слишком молоды. Они должны подождать хотя бы до пятнадцати лет. И разговоров больше быть не может!
Бекетт возвращался домой совсем в другой мир, не тот, что покидал. Он понял это сразу.
«И Джо, конечно, тоже».
Бедный Хапп. Его мечты о том, чтобы стать влиятельной фигурой и распределять щедрые дары науки осторожной рукой, — все ушли. Страшное пробуждение посреди новой цивилизации.
— Мы коровы, — заявил Хапп.
Среди всех членов Команды наступила шокирующая тишина. Все четверо собрались на свое последнее совещание перед расставанием в безликом, блестящем посудой, кафелем и хромом главном кафетерии Хаддерсфилда. Снаружи, за пределами этого углового столика, бурлила шумная жизнь. Хаддерсфилд стал мировым центром, и все его сооружения и службы были переполнены людьми.
— Джо расстроен из-за того, что наша старая Команда распадается, — объяснил Лепиков.
— Джо прав, — сказал Данзас.
— Ты не можешь, как раньше, стоять на земле, Сергей, — продолжал Хапп.
— Иначе не поймешь бедных, бессловесных коров. Ты никогда не подойдешь к корове и не обидишь ее плохим словом.
Данзас глубокомысленно кивнул.
— Ты говоришь ласково с коровой, — говорил Хапп. — Ты хорошо кормишь ее и чистишь, обеспечиваешь медицинский уход. Ты обращаешься с ней нежно, но твердо, как Стонар и его друзья обращаются с нами. Они все знают о коровах. Когда голова коровы находится на опоре, ты придерживаешь ее, затем выдаиваешь богатое молоко любящими движениями, тщательно извлекая остатки молока, чтобы бедное создание, не дай Бог, не заболело.
Бекетт изложил все это генералу Монку во время их полета, наблюдая в его глазах одновременно веселье и задумчивость. Как мог возможный президент Соединенных Штатов иметь такую интуицию?
«Это была одна из коров, собравшаяся идти на повышение», — подумал Бекетт. После того, как Монк ушел, он стал готовить речь для предвыборной кампании.
«Нам нужен ученый в Белом Доме. Нам нужен кто-то, знающий реальную опасность, с которой столкнулся наш мир. Нам нужен некто, способный оценить истинную природу того, что производится в наших научных лабораториях».