Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Сумерки настигли их на узкой тропинке, кружащей между плотными группами вечнозеленых деревьев. Доэни знал, что такие тропинки обязательно имеют укрытия на своем пути, потому что по ним ходят лесорубы. Вокруг валялось достаточно хвороста, чтобы помочь им сносно переждать холодные ночи. Путники пересекли несколько деревенских дорог и однажды выждали некоторое время в кустах, прежде чем перейти широкое, покрытое асфальтом шоссе. Доэни не знал точно, в каких местах они были, но отмечал положение солнца и понимал, что они отправляются на
Джон шагал автоматически, с отрешенной усталостью. Теперь он шел в одиночестве, а священник с мальчиком замыкали шествие. Иногда Джон озирался по сторонам, прежде чем сделать следующий шаг.
Укрытие было примерно в том месте, где ожидал его увидеть Доэни: сразу за подъемом в небольшой низине, которая могла защитить их от западного ветра. Это было строение из наклоненных жердей, законопаченных илом и мхом. Дверца состояла еще из нескольких жердей и удерживалась тремя комплектами крестовин. Она была подвешена на кожаных петлях, с защелкой из колышка. Окон не было вообще, но в крыше было небольшое отверстие, ниже которого располагалась яма для костра и куча поленьев. Внутри укрытия стоял запах древесного угля и дыма.
Джон плюхнулся на пол и повернулся спиной к стене. Отец Майкл бросил свой кожаный пакет и стал оглядывать сумрачное убранство хижины. Мальчик сел рядом с Джоном.
Перед самым наступлением сумерек Доэни разжег огонь и уселся на корточки перед ним, пытаясь согреть руки.
Отец Майкл закрыл дверь и просунул деревянную палочку в защелку. Мальчик подполз к стене позади огня, пользуясь преимуществом отраженной теплоты. Джон поднялся и бесцельно бродил взад-вперед в ограниченном пространстве. Отец Майкл внимательно следил за ним.
Внезапно Джон остановился и проговорил:
— О'Нейлу здесь не нравится.
Священник с опаской посмотрел на Доэни, растянувшегося у костра. Тот понял и дал ему знак подойти поближе. Священник незаметно приблизился к Джону и встал спиной к огню, глядя сверху вниз на Доэни. От влажной одежды отца Майкла начинал подниматься пар.
— Может быть, О'Нейл расскажет нам, почему ему не понравилось это место? — спросил священник.
Доэни предостерегающе помахал рукой. Неужели он не понимает? Нельзя извлечь О'Нейла из этой человеческой оболочки. Человек увидел уже слишком много ужасных последствий, вызванных чумой. Он хотел отомстить, но такой ли ценой?
Отец Майкл пристально посмотрел на Доэни с озадаченным видом.
Джон оставался молчаливым, только голова его склонилась набок, как будто он прислушивался.
«Только совершенно монстр мог бы жить, имея на своей совести ТАКУЮ Ирландию», — подумал Доэни. Все, что они знали об О'Нейле, вернее что говорили о нем люди, — это то, что он был совестливым человеком, по крайней мере до бомбы, брошенной Херити.
Внезапно Джон выпрямился и сказал:
— О'Нейл говорит, что в этом месте опасно жить. — Он посмотрел на Доэни. — Оставил ли Джозеф какое-нибудь оружие?
— Здесь не нужно оружия, — ответил Доэни, поднимаясь на ноги. — Не найдется ли еще немного хлеба и сыра, отец?
— Хватит на вечер и на завтра, — ответил священник.
Мальчик обошел костер и присоединился к ним. Одежда его пахла паленой шерстью.
— О'Нейл прав, — сказал мальчик, в голосе его, как у взрослого, сквозила некая задумчивость и печаль. — Ружья и бомбы привели мир к сумасшествию, и он стал опасным.
«Устами Безумца и младенца глаголет истина», — подумал Финтан.
— Пресвятая троица! — воскликнул отец Майкл. — Да был ли этот мир вообще когда-нибудь нормальным?
— Где человек всегда мог говорить заведомую ложь безнаказанно, — продолжил Финтан.
— Это жестоко, господин Доэни!
Финтан повернул голову и прислушался к шелесту ветра в кронах деревьев, растущих вокруг хижины. Огонь мерцал в самодельном очаге, слегка раздуваемый движением воздуха через отверстие в крыше хижины и щели в неплотно прилегающих жердях. На стенах плясали зловещие тени.
— Жестоко, да, — продолжал Доэни. — Но перемены всегда бывают жестокими, а сейчас мы имеем дело с переменами. Мы никогда не встречались достаточно близко со всеми мерзостями нашего мира.
— Достаточно близко! — Отец Майкл был шокирован. — Убийства! Дикие случаи жестокости!
— Я думаю, что являюсь реалистом, — говорил Доэни. — Большинство людей жило в четырех стенах, защищенные со всех сторон опекунами — врачами, проповедниками, адвокатами, избранными ими же демагогами — чтобы держаться подальше от сюрпризов перемен.
— Тогда как же это чума умудрилась удивить, как вы говорите, опекунов?
— спросил священник.
— Потому что они тоже привыкли к этому миру, к этой вселенной, ограниченной еженедельными оплаченными пакетами еды, программами телевидения на вечер, ежегодными праздниками и строго соблюдаемым графиком распределения сластей и развлечений.
— Я все еще не могу понять, как это могло произойти, — прошептал отец Майкл. Он боязливо посмотрел на Джона, который подошел к двери и выглянул на улицу через щель в дверных петлях.
— Это все из-за того, что мы прислушивались только к богатым американцам! — воскликнул Доэни.
— А я и не знал, что вы так ненавидите американцев, — сказал отец Майкл.
— Ненавижу? Нет, я им просто завидую. Лишь немногие из них сталкивались когда-либо с мерзостями мира.
— Опять эта фраза, — запротестовал священник. — Что она означает?
— Она означает только то, что нищие, сталкивающиеся с мерзостями мира, умирали от голода. Я имею в виду и моряков, и фермеров, и лесорубов, живших рядом со стихийными бедствиями, природными катаклизмами, случавшимися очень часто. Я имею в виду пророков, наказывающих себя до тех пор, пока не увидят, что боль прошла.