Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Прошу вас…
Принимая приглашение, Джессика позволила себе царственный кивок. Она заметила, как Пауль сделал Айдахо знак, приказывая ему оставаться на страже.
Короткий, в пару шагов проход привел их к массивной двери, открывшейся в освещенную золотистыми плавающими лампами кубическую комнату. Проходя, Джессика провела рукой по двери и с изумлением ощутила под пальцами пласталь!
Пауль вошел, сделал три шага и остановился, бросив на пол рюкзак. Услышал, как закрылась за спиной дверь, осмотрел комнату: куб с ребром метров в восемь, рыжевато-бурые каменные стены, справа к стене пристроены металлические шкафы с каталожными ящиками. В центре кабинета стоял низкий стол с крышкой молочного стекла, в толще которого блестели желтые пузыри. Вокруг стола — четыре кресла на силовой подвеске.
Кинес обошел Пауля, отодвинул для Джессики кресло.
Та села, отметив, как сын изучает комнату.
Пауль какие-то мгновения помедлил — не садился. Легкая неправильность в движении воздуха сказала ему, что где-то справа, позади шкафов, был потайной выход из комнаты.
— Может быть, присядешь, Пауль Атрейдес? — пригласил Кинес.
«Как старательно он избегает произносить мой титул», — подумал Пауль. Однако он сел и молча ждал, пока усядется Кинес.
— Ты понял, что Арракис может быть раем, — начал эколог. — Но, как сам видишь, Империя присылает сюда лишь своих головорезов да охотников за Пряностью!
Пауль показал ему большой палец, на который он надел герцогский перстень.
— Ты видишь это кольцо?
— Да.
— Знаешь, что это означает?
Джессика обернулась и в упор посмотрела на сына.
— Твой отец лежит, мертвый, в руинах Арракина, — сказал Кинес. — Значит, ты, теоретически, — герцог.
— Я — солдат Империи, — резко ответил Пауль, — так что теоретически я — головорез…
Лицо Кинеса омрачилось.
— Даже когда над телом твоего отца стоят сардаукары?
— Сардаукары — одно, а законный источник моей власти — совсем иное, — ответил Пауль.
— Арракис сам решает, кому носить мантию вождя, — отрезал Кинес.
И Джессика, вновь повернувшаяся к нему, сказала себе: «В этом человеке — сталь, никем не укрощенная… а нам нужна сталь. Но Пауль играет с огнем…».
Пауль же произнес:
— Сардаукары лишь показывают, как боялся Император моего отца. А теперь я дам Императору причины бояться…
— Мальчик, — сказал Кинес, — есть вещи, которые ты не…
— Впредь, — оборвал его Пауль, — называй меня «сир» или «милорд».
«Мягче надо, мягче!» — воскликнула про себя Джессика.
Кинес уставился на Пауля, и Джессика заметила в его лице одновременно восхищение и усмешку.
— Сир, — едва уловимо помедлив, произнес Кинес.
— Я стесняю Императора, — сказал Пауль. — Я стесняю всех, кто хотел бы поделить Арракис как свою добычу. И пока я жив, я намереваюсь и впредь так их стеснять, чтобы застрять в их горле, словно кость, — чтобы они подавились и задохнулись!..
— Это все слова, — отмахнулся Кинес.
Пауль в упор посмотрел на него. Наконец он заговорил:
— У вас есть легенда о Лисан аль-Гаибе, о Гласе из Внешнего Мира, о том, кто поведет фрименов в рай. У вас есть…
— Предрассудки! — буркнул Кинес.
— Возможно, — согласился Пауль, — а может быть — и нет… Порой у предрассудков бывают странные корни и еще более странные плоды.
— У тебя есть план… Это-то мне по крайней мере ясно… сир.
— Могли бы твои фримены предоставить мне бесспорные доказательства того, что во всех этих делах замешаны сардаукары, переодетые в харконненскую форму?
— Пожалуй, да.
— Император, разумеется, вернет здесь власть Харконненам, — пояснил Пауль. — Может быть, даже назначит правителем Зверя Раббана. Пусть. Но раз Император позволил себе увязнуть здесь так, что ему уже не скрыть свою вину — пусть считается с возможностью представления Ландсрааду официального протеста. Пусть он ответит там, где…
— Пауль! — воскликнула Джессика.
— Предположим, что Высший Совет Ландсраада примет твое дело к рассмотрению, — возразил Кинес. — Тогда возможен лишь один исход: тотальная война Империи и Великих Домов.
— Хаос, — кивнула Джессика.
— Но я, — сказал Пауль, — представлю свое дело не им, а самому Императору. И предложу ему альтернативу хаосу.
— Шантаж? — сухо спросила Джессика.
— Ну, шантаж — это лишь один из инструментов политики, как ты сама объясняла, — ответил Пауль, и Джессика услышала горечь в его голосе. — Дело в том, что у Императора нет сыновей. Только дочери.
— На трон метишь? — усмехнулась Джессика.
— Император не посмеет рисковать — тотальная война может взорвать Империю, — сказал Пауль. — Сожженные планеты, всеобщий хаос — нет, на такой риск он не пойдет.
— Ты затеваешь отчаянную игру, — задумчиво сказал Кинес.
— Чего более всего боятся Великие Дома Ландсраада? — спросил Пауль. — Больше всего они боятся именно того, что происходит на Арракисе — здесь и сейчас. Того, что сардаукары перебьют их поодиночке, одного за другим. Вот, собственно, почему и существует Ландсраад. Это — то, что сцементировало Великую Конвенцию. Лишь объединившись, Великие Дома могут противостоять силам Империи.
— Но они…
— Они боятся именно этого, — повторил Пауль. — Арракис станет для них тревожным сигналом. Каждый из них увидит себя в моем отце — увидит, как волки отбивают овцу от стада и режут ее…
Кинес обратился к Джессике:
— Может сработать этот план?
— Я не ментат, — ответила Джессика.
— Но ты — из Бене Гессерит.
Она испытующе взглянула на него, затем произнесла:
— В его плане есть и сильные, и слабые стороны… как у любого плана на этом этапе. И всякий план зависит от исполнения не меньше, чем от замысла…
— «Закон есть высшая наука», — процитировал Пауль. — Так начертано над воротами императорского дворца. Вот я и хочу показать ему, что такое закон.