Весь Гамильтон Эдмонд в одном томе
Шрифт:
— Ты понимаешь, что он говорит? — спросил Чаттен.
— Нет, сэр. Я только сказал, что это напоминает тот язык, на котором разговаривал один мой знакомый. И выглядел он похоже. Только он, понятное дело, был в своем уме и без татуировки. Но в остальном очень похож. И цвет кожи тот же. Само по себе это вряд ли что-то значит.
— Да, — согласился Чаттен, сжав кулаки так, что ногти впились в кожу. — Но если он выглядел так же и так же говорил, это может что-то значить. Откуда родом твой знакомый?
— С какой-то небольшой звездной системы за Эриданом. Не помню, как она называется…
— Постарайся вспомнить, пожалуйста, — настаивал
Некру посмотрел на него и нахмурил лоб, мучительно напрягая память.
— Зир… Зир-что-то, кажется, так. Это было очень давно. Зирбан? Или Зирбар? Что-то вроде этого.
Это все, что он смог вспомнить. Чаттен подошел к койке и склонился над ней.
— Шоба Рук! — позвал он. — Шоба Рук!
Чернокожий приоткрыл глаза и пробормотал что-то на своем языке.
— Шоба Рук, я не понимаю вас. Ваша родина — Зирбан?
Чернокожий снова забормотал.
Затем он с недовольным видом приподнял голову и заговорил на всеобщем:
— Зирбар. Да, Зирбар. А теперь оставьте меня в покое, я очень занят.
Чаттен наклонился еще ниже:
— Шоба Рук, где находится Лугач?
Он тут же пожалел о заданном вопросе. Худое, изможденное тело на койке забилось в конвульсиях, лицо Шобы Рука исказила судорога.
— Лугач, — прошептал он и поднял руки к глазам. — Если я написал это здесь, то когда-нибудь вспомню. Все, что видели мои глаза, все, что слышали уши. Должен вспомнить. Случится большая беда, если…
Неожиданно он ухватил Чаттена за куртку, глаза его лихорадочно засверкали.
— Лоуренс, эта сила не нужна никому из людей. Я запрещаю тебе. Ты такой же, как они, — жадный, самодовольный и глупый. Упрямые далекие предки, не пожелавшие освободиться от оков. Глупцы, жалкие глупцы, и ты такой же. Ты не должен…
Он отпустил Чаттена, откинулся на подушку и усмехнулся:
— Впрочем, ты и не сможешь. У тебя нет ключа, чтобы войти в хранилище. Зеленая звезда убивает каждого. Только я остался в живых.
Он закрыл глаза, а спустя минуту открыл снова и раздраженно сказал:
— Я занят. Все нужно вернуть в естественное состояние, неужели вы не понимаете? Уходите. Уходите!
Чаттен отошел от койки. Повар и Некру смотрели на него испуганно, но со жгучим интересом. Сердце Чаттена гулко забилось.
— Не спускайте с него глаз, — велел он. — Ни на минуту. И если поймете что-нибудь из его слов, ради бога, запомните их.
Он покинул каюту, а затем и корабль. Над площадкой на жарком ветру все так же плясали красные, зеленые и желтые огни, щедрые зрители толпились вокруг ярко раскрашенных палаток, играла простенькая бодрая музыка. Чаттен отыскал Дока Брюэра в штабном фургоне, где тот подсчитывал выручку.
— Очень неплохо, — похвастался Док. — Хватит на топливо и…
— У меня новости еще лучше, — перебил его Чаттен и пересказал вкратце слова Шобы Рука. — Думаю, он приходит в себя и снова обретает разум, понемногу вспоминая какие-то детали и складывая их вместе. Кто-нибудь постоянно должен находиться рядом с ним и записывать на диктофон все, что он скажет. Думаю…
Свет внезапно погас, словно его задуло ветром, и на мгновение наступила абсолютная тишина.
— Генератор… — начал было объяснять Док Брюэр, но в то же мгновение над площадкой разнеслись испуганные и возмущенные крики.
Чаттен выпрыгнул из фургона и побежал в темноте к стоявшему неподалеку переносному генератору, оставляя справа от себя неровный ряд палаток и недовольно бурлящую толпу. Когда погас свет, музыка тоже перестала играть, и теперь были слышны только голоса и звуки шагов.
Док Брюэр вышел из фургона и направился к палаткам, громко призывая публику не волноваться: мол, ничего страшного, просто небольшая проблема с генератором. Но тут какая-то женщина закричала от неподдельного ужаса. Следом прозвучал мужской возглас: «Смотрите!» Наконец, заглушая оба этих голоса, на цирковую площадку обрушилась целая лавина шума: стоны, крики, вой испуганных животных, топот бегущих людей и стук падающего реквизита, с непременным облигато [10] женского визга поверх всего этого.
10
Облигато — партия в музыкальном произведении, которая не может быть пропущена и должна исполняться указанным инструментом.
Док Брюэр бросился назад, столкнулся с Чаттеном, с трудом разобрал, кто стоит перед ним, и потянул за рукав:
— Ради бога, включите скорее свет.
— Что там за паника?
— По-моему, это больше похоже на погром.
— Как это?
— Драка. Налет. Когда местные жители нападают на артистов. Слышали про такое?
Треск ломающегося реквизита, испуганные вопли, звуки беспорядочной яростной борьбы. Чаттену показалось, что он слышит зычный голос Шемси. Навес из яркого пластика, под котором разместили переносной генератор, возвышался прямо перед ним. Док Брюэр выругался, споткнувшись обо что-то. Это был конец кабеля.
— Они перерезали кабель! — воскликнул Чаттен и выпрямился, охваченный внезапной тревогой. — Господи, Шоба Рук!
— Бог мой, вы хотите сказать… — пробормотал Брюэр.
Они бросились назад к «Веселому Эндрю», навстречу жаркому ночному ветру. Но Чаттен остановился, не добежав до корабля.
— Черт с ними, пусть уходят, — сказал он. — Я иду искать Бетту.
— С ней все будет в порядке, — успокоил его Брюэр. — Ей уже приходилось бывать в таких переделках.
Однако Чаттен не послушал его и окунулся в мечущуюся между палатками, толкающуюся и дерущуюся толпу. Часть публики вырвалась из схватки и теперь разбегалась кто куда, натыкаясь друг на друга и затаптывая в пыль упавших. Со всех сторон слышались стоны и проклятья. Чаттен разглядел смутные силуэты людей в украшенных блестками костюмах, пытавшихся вывести зрителей с площадки. Затем он увидел и другую картину: Шемси, легко различимый из-за громадного роста, отчаянно сражался сразу с несколькими противниками, вооруженными дубинками и железными прутьями. Раздавая толчки и пинки, Чаттен пробивался в самую гущу схватки. Однако схватка под давлением толпы тоже перемещалась то в одну, то в другую сторону. Сломанные обручи и булавы Бетты лежали на земле, но помост все же устоял.
— Где Бетта? — крикнул Чаттен Шемси.
Ответ гиганта утонул в шуме схватки, и самого Чаттена тоже захлестнула всеобщая свалка. Чьи-то тела навалились на него. Разгоряченный дракой мужчина тяжело дышал и ругался прямо в ухо. Чаттен пригнулся и стал пробиваться сквозь толпу, стараясь не задеть тех, кто был в костюмах с блестками. Ночь опустилась над безумным клубком кулаков, ног, лиц, дубинок и пыли, метавшимся по обломкам и телам тех, кто со стоном пытался уползти прочь.
А затем все кончилось, так же внезапно, как и началось.