Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Для Дика экспедиция, на поиски которой они летели, тоже не была реальностью. Она никак не вписывалась в космогонию его мира. Правда, прошлогодний поход к «Полюсу» эту картину изменил, но не разрушил, — ведь «Полюс» был мертв, он был продолжением поселка и в то же время его истоком. Дик не представлял себе жизни вне планеты, вне леса. Его тщеславие удовлетворялось борьбой с лесом и покорением леса. Он никогда не представлял себе жизни на какой-то другой планете, допустим, на Земле, хотя бы потому, что там другой лес и другие звери.
Лишь Казик жил уже на Земле. Если жители поселка знакомились с воздушным шаром по мере того, как он возникал и принимал форму, то Казик увидел его внутренним взором куда раньше остальных. Интуитивно Казик знал все, что можно было знать о воздушных шарах. Уже в первых полетах с Олегом он постиг характер шара лучше самого Олега, но ничего ему об этом не сказал — Казик и сам не думал, что лучше Олега знает, как управлять шаром. В первые минуты, пользуясь тем, что и Марьяна, и Дик мысленно еще оставались внизу, Казик получше укрепил мешки с балластом и пищей таким образом, чтобы достичь максимального равновесия, или, как он сам себе это объяснил, для того, чтобы шару было удобнее их везти. Он воспринимал шар как нежное живое существо, которому бывает тяжело, легко, весело и даже неудобно, и он помогал шару, чтобы ему было приятнее.
Дик смотрел вниз. Он старался угадать в лесу свои тропы и места привалов, но сверху лес был совсем иным, будто Дик не исходил эти места вдоль и поперек. Вдруг он узнал поляну. На ней год назад он заколол большого медведя, и медведь оставил у него на руке отметины — три параллельных шрама. Дик взглянул на шрамы, а когда снова посмотрел вниз, поляна уже исчезла.
Ветер стал тише, Казик засуетился возле горелки, увеличивая пламя, потому что почувствовал, что шар начал снижаться. Видимость стала еще хуже, даже деревья внизу заволокло туманом.
— Ниже спускаться? — спросил Казик.
Это были первые слова, сказанные с момента отлета, и потому они показались очень громкими.
— Спускаться? — Дик не сразу осознал причину вопроса. Ведь полет еще не окончен. — А река?
— Не видно, куда летим, — объяснил Казик.
— Мы правильно летим, — подтвердила Марьяна. — Скоро первое болото.
Шар дернулся и завис — заряд дождя ударил сверху, и было слышно, как капли гулко стучат по тонкой оболочке. Корзину закачало. Дик вцепился в ее край, а Марьяна присела — ей показалось, что борт корзины очень низкий и ее может выбросить.
— Я наверх пойду, — решил Казик. — Мы будем искать ветер. А то обратно в поселок принесет.
— Не надо обратно, — сказал Дик. — Они будут смеяться.
Дик не выносил мысли, что над ним можно смеяться.
Казик подтащил к борту мешок с песком и, развязав, высыпал часть песка вниз. Мешок он берег, мешок еще пригодится.
Шар сразу пошел вверх — видно было, как уменьшаются и тонут в тумане деревья.
— Правда здорово? Я высыпал, а он меня слушается, — радостно произнес Казик, но никто не ответил.
Было страшно, потому что шар ненадежен и в нем жило страшное своенравие. И Дику и Марьяне стало ясно, что они — пленники шара, ничтожные игрушки его прихоти. Хочет — унесет в небо, хочет — бросит об землю. Они, в отличие от Казика, не чувствовали шара и не повелевали им.
Через несколько секунд шар скрылся в облаках, и стало еще неприятнее, потому что за пределами корзины, вторгаясь в нее, висел непроницаемый туман, в котором что-то таилось. Может, летающий зверь, может, скала, может, нечто необъяснимое.
— А теперь совсем непонятно, — признался вслух Казик. — То ли мы вверх летим, то ли никуда не летим. Я не знаю.
— Давай поднимемся, — предложил Дик. — Поднимемся наверх, выше облаков, как с Олегом.
— Балласта много, — сообщил Казик, — он может понадобиться.
— Тогда сделай огонь побольше, — сказала Марьяна.
— Олег велел не очень надувать, — ответил Казик. — Если он лопнет — мы как камень вниз грохнемся.
Казик почувствовал свою власть над старшими, он понял, что ничего не боится, что ему увлекательно до щекотки в груди подниматься в облаках или нестись над землей, а им страшно, непривычно.
— Поднимайся, — приказал Дик, который уловил скрытый бунт.
Казик пожал узкими плечами и прибавил огня в горелке.
Стало холоднее, корзина была мокрой, крупные капли стекали по оболочке шара и срывались с нижнего обода.
Казику хотелось выразить торжественное чувство полета, но выразить его можно было только в песне. И если бы он был один, то обязательно запел бы и даже запел бы со словами, которые умел складывать в стихи. Но он стеснялся это делать при остальных. Не посмел и сейчас. Он беззвучно напевал, сжав губы.
Дика охватило отчаяние бессилия. Облако никогда не кончится. Они потерялись. И не надо было вообще этого затевать. Пошли бы пешком, как-нибудь перебрались бы через реку. Ничего особенного. А теперь ни реки, ни поселка не будет…
И тут стало светлее, шар выскочил в промежуток между облаками — над головами был еще слой, и их несло к почти черной громадной туче, которая стеной стояла впереди, словно поджидала шар, чтобы сожрать его. В туче проскальзывали, сверкали молнии, она казалась живой и горячей.
— Ух ты, как красиво! — крикнул Казик. — Как сейчас трахнет!
— Вниз! — велел Дик. — Давай вниз, не понимаешь, что ли?
— Жалко. — Казик протянул руку к горелке, чтобы убавить огонь. — Я такого еще никогда не видел. Снизу это не так интересно.
— Мне неинтересно, — сказала Марьяна.
Шар почему-то не снижался, а продолжал лететь навстречу грозовой туче, и грохот, исходивший от нее, был почти непрерывным, будто кто-то вел огромной палкой по огромной изгороди.
Дик оттолкнул Казика и резким движением потушил горелку.