Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Голос Мати был сыт, молод и полон желания рассмеяться.
— Такие опасны, — вдруг сказала шепотом Марта. — От их энтузиазма уходят по этапу целыми институтами.
Лидочка кивнула.
Казалось, что грузовик ехал уже много часов, — Лидочка выпростала из-под длинного рукава кисть, чтобы поглядеть на часы. Часы, подаренные в восемнадцатом году паном Теодором, были швейцарскими, фирмы «Ролекс», цифры на циферблате явственно светились ясно-зеленым фосфорным цветом. Лидочка тогда не хотела их брать — такие большие, мужские, грубые, но Теодор сказал: «Пловцам во времени полезно иметь надежные часы». Было без шести минут восемь.
— Еще долго ехать? — спросила Лидочка.
— Разве разберешь?
Но соседка сзади услышала вопрос и громко произнесла:
— Кто знает, сколько осталось ехать?
Поднялся бестолковый спор, мужчины подвинулись к задней части фургона, стали выглядывать, чтобы понять, где же едет грузовичок. От того, что Крафт спорила с Максимом Исаевичем и обладательницей капризного женского голоса, проехали ли уже деревню Беляево или не доехали еще до села Теплый Стан, ничего не менялось. Вокруг была темень, а если и попадалась деревня, то как угадать ее имя по тусклым огонькам?
Матвей Ипполитович принялся властно стучать в стену кабинки, шофер притормозил, скатившись к обочине, потому что решил, что кому-то надо покинуть машину по нужде. Когда же узнал, в чем дело, то вместо ответа выругался так, что было слышно в кузове, и рывком двинул машину дальше. Лида сидела мышонком, она испугалась, что сейчас начнется выяснение, кто же начал этот опасный разговор. Когда выяснится, что виновата Лида, ее высадят в диком подмосковном лесу, не доезжая до села Теплый Стан. Тут Лиде стало себя безмерно жалко, а Максим Исаевич, который сидел у заднего борта, оттеснив Марту и Лидочку, замахал руками и закричал, что видит огни. По общему согласию было решено, что огни принадлежат Беляеву.
— Теперь держитесь! — прокричал Матя голосом массовика-затейника. — Последние две версты изготовлены специально, чтобы мы с вами нагуляли аппетит.
— Никто не хочет работать, — сердито сказала Марта Ильинична. — Можно платить миллионы, а дорожники будут играть в карты или подводить итоги соревнования.
— Соревнование — становой хребет нашей пятилетки, — сказал Максим Исаевич громче, чем надо, никто ему не стал отвечать, а грузовик продолжал путешествие к подмосковному имению князей Трубецких, вовсе не добровольно передавших его большевикам вместе с картинами, конюшнями и семейным привидением учительницы музыки, утопившейся лет пятьдесят назад от несчастной любви к дяде последнего владельца, убитого, в свою очередь, где-то под Ростовом ревнивцем, жену которого князь, несмотря на свой почтенный возраст, неосторожно соблазнил.
Грузовик снизил скорость, начал сворачивать с шоссе, и его опасно зашатало по ямам. Кто-то в темноте коротко взвизгнул. Мотор отчаянно заревел. Лида увидела белую оштукатуренную кирпичную арку, которая выплыла из-за спины и, пошатываясь и уменьшаясь, растворилась в темноте.
Лидочка подумала, насколько удивительна скорость деградации предметов и даже целых местностей, попавших под власть большевизма. Например, дорогу к имению Трубецких, наверное, держали в порядке. Если у нас на дворе тридцать второй год, значит, прошло пятнадцать лет с последнего ремонта дороги — всего-то две версты от Калужского шоссе, — но дороги как не бывало. Грузовик ухал, съезжая в очередную яму, скользил к кювету, опасно накренившись, замирал над ним, собирался с силами, выползал вновь на середину дороги и несколько метров проносился, словно железный мяч по каменной терке, затем подпрыгивал на неожиданном пригорке и снова ухал в реку, прорезавшую многострадальную дорогу.
Люди в грузовике совершали невероятные движения руками и всем телом, чтобы не вылететь наружу или не свалиться под ноги своим спутникам, они цеплялись друг за дружку, за деревянные скамейки, за задний борт и занозистые стойки, они даже потеряли способность проклинать Академию наук, которая никак не соберет денег для ремонта своей дороги, Трубецких, которые могли бы отремонтировать дорогу лет на сто вперед, и, конечно же, шофера, который мог бы ехать осторожней, но, видно, торопится к своей бабе, что ждет его за столом у бутылки рыковки.
Когда Лидочке уже казалось, что еще минута такой пытки и она добровольно выскочит из грузовичка и отправится дальше пешком, вдруг грузовик стал заметно сбавлять ход, притом пронзительно и жалобно гудеть — Лида впервые услышала его голос.
Никто в кузове не проронил ни слова, но все напряженно слушали, стараясь сквозь шум мотора и плеск воды услышать нечто новое — и тревожное. Наконец, не выдержав, кто-то нервно спросил:
— Что? Приехали?
— Да что вы говорите! — возмутился Максим Исаевич. — Мы еще и версты не проехали — неужели непонятно?
— Я боюсь, — сказала Марта Ильинична, которая также была старожилом, — что разлился нижний пруд.
— Как так разлился? — обиделся за пруд Максим Исаевич. — Что вы хотите этим сказать?
— А то и хочу, — сказала Марта Ильинична, — что вышел из берегов.
— А зачем шофер гудит? — спросил Матвей Ипполитович. — Чтобы пруд вошел обратно в берега?
Никто не засмеялся, потому что, перебрасываясь фразами и слушая эту пикировку, все продолжали ловить звуки снаружи.
Грузовик дернулся и замер. Сразу стало в сто раз тише — остался только шум дождя, а его можно было игнорировать.
Хлопнула дверца кабины. Захлюпала вода. Ясно, что шофер вышел наружу.
— Что там у вас? — спросил у кого-то шофер.
Ему ответили. Но невнятно.
Максим Исаевич высунулся из кузова головой вбок — кто-то невидимый его поддерживал, чтобы не вывалился.
— Там авто, — сказал Максим Исаевич, забравшись обратно. — А вы говорите — наводнение!
— Я ничего не сказала, — возразила Марта Ильинична. — Я только высказала предположение.
— Тише! — крикнул Матвей Ипполитович Шавло. — Дайте послушать.
— Ничего интересного, — сказал Максим Исаевич, как человек, вернувшийся с покорения Эвереста или Южного полюса и имеющий моральное право утверждать, что там лишь снег, только снег и ни одного дерева!
— Вам неинтересно, — огрызнулся Матя, — а если та машина застряла так, что вам ее не вытащить, нам придется здесь ночевать!
— Что? Что вы сказали?
И поднялось невероятное верещание — потому что все устали, все так надеялись, что через несколько минут окажутся в тепле дворца, и тут — новая опасность!