Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Улица была пуста. В небольшом скверике, за которым стоял дом Олега, рыжий щенок гонялся за бабочками. Интересно, подумал Сева, кренги могут превращаться в щенков? Щенок побежал к кустам. Сева проследил за ним взглядом и увидел, что на покосившейся скамейке, на которой еще года три назад по молодости они с Олегом вырезали свои инициалы, сидит человек в сером плаще и черной кепке. И читает газету.
Человек повернул голову, глядя на щенка. Потом отложил газету и взглянул на окно. Сева опустил занавеску, и она, покачиваясь, распрямилась. Даже на таком расстоянии Сева ощутил холод взгляда и заглянул в пустоту светлых глаз со зрачками-иголками.
И стало страшно.
Сева оглянулся. Дверь в комнату, где спали мать с отцом, была приоткрыта, и была видна полная белая рука матери, свесившаяся с кровати. И вдруг захотелось разбудить мать и сказать… А что сказать матери? Сева непроизвольно прикрыл плечо ладонью, словно хотел приглушить передатчик, — он представил себе, что связан с чудовищем в скверике тонкой нитью. Нет, родителей впутывать в это нельзя. Они не поймут, не поверят и могут только пострадать.
Щенок зарычал, осел на задние лапы — что-то ему не понравилось в человеке.
«Правильно, молодец, — мысленно похвалил щенка Сева. — Мы с тобой их сразу отличим…»
Сева вздрогнул — сзади послышался голос матери:
— Ты чего вскочил ни свет ни заря? Опять куда-то навострился? Спать разучился.
— Я сегодня не поздно вернусь, — сказал Сева, и голос его был хриплым, словно чужим. — Скоро каникулы кончаются.
Еще хорошо, что у него нормальные отношения с родителями. Учится он хорошо, так что претензий нет. Может, рассказать все отцу? Нет, и отец не поймет. Он ни во что, кроме своих паровозов, не верит. Даже к палеонтологии относится скептически. Когда Сева рассказывал ему о том, что в меловом периоде здесь, в Крутояре, было море и в нем водились акулы, а по берегам бродили ящеры, отец с морем еще смирился, а про ящеров сказал, что климат для них неподходящий. А мать только сказала: «Какой ужас!» Если акулы, то купаться нельзя. Она обожает купаться.
Сева снова посмотрел на окно. Кренг сидел на лавочке, опустив голову, словно задремал. Вдруг он резко поднял голову, повернулся.
По улице не спеша шла Марина со спортивной сумкой в руке и глядела на номера домов.
Сева протянул было руку к форточке, чтобы открыть ее и предупредить Марину, но именно этого делать не следовало. Ведь Марина не видела кренгов близко и не отличит кренга от обыкновенного человека. Да, кричать нельзя. Закричать — все погубить. И так он под подозрением.
Сева, как был в одних трусах, выскочил босиком в коридор к лестнице. Дом был старый, бревенчатый, двухэтажный. Сева по скрипу пола всегда узнавал, кто идет по коридору. Он скатился по лестнице к входной двери. Как раз вовремя — вошла Марина.
Сева сказал быстро, чтобы Марина не успела испугаться:
— Это я, Сева, молчи.
Марина спокойно затворила за собой дверь, прищурилась, вглядываясь в полумрак лестницы, и, увидев Севу, спросила:
— Ты чего не оделся?
— Тише. За нами следят. Он там сидит, в сквере.
— Я не знаю, с кем имею дело, — сказала Марина. — Прости.
— Это я, Сева.
— Пароль.
— Ах, черт, я бумажку в кармане рубашки оставил. Ну поверь мне в виде исключения. В последний раз. Понимаешь, в сквере кренг сидит!
— Исключений нет, — сказала Марина. — Может быть, меня тоже подделали, и я вовсе не Марина. Ты об этом подумал?
И тут от большого нервного напряжения Сева вспомнил пароль.
— Оливер Твист! — воскликнул он.
— Тише, — сказала Марина. — Отзыв — Чарльз Диккенс. Как ты догадался, что там кренг?
— Я их по глазам узнаю.
— Это хорошо. И наверняка узнаешь?
— Наверняка.
— Ты мне обязательно покажи.
— Не знаю, на этом расстоянии ты увидишь или нет — все дело в глазах… Ну ладно, покажу. Как наш Дэ?
— Я была у него. Напоила, перевязала. Только есть он не может. Мы с ним боимся пить молоко. Понимаешь, в нем много наших бактерий.
— Когда же ты все успела? Ты совсем не спала?
— Ах, пустяки, — сказала Марина голосом графини из кино.
Сева даже не улыбнулся. И в самом деле — спать не хочется. И есть не хочется.
— Кренги тебя не заметили? — спросил он тихо.
— С рассветом они сняли оцепление.
— Доверять им нельзя, — сказал Сева. — Наверно, они придумали что-то другое.
— Может быть. Мы не знаем. Нам надо отделаться от слежки, потом купить кое-что — и обратно.
— Правильно. А как мы отделаемся?
— У меня есть инструкции. Только, к сожалению, я не могу их тебе пока разглашать.
— Почему? Мы же вместе.
— А если ты попадешь к ним в лапы? Если ты проговоришься?
— Ладно. В другой раз я бы тебе ответил. Не сегодня… Чего тогда делать?
— Где Олег?
— Я за ним сбегаю. У него бабка скандальная.
Но бежать за Олегом не пришлось. Бабка начала скандал именно в этот момент.
— Подлец! — донеслось с улицы. Словно гроза обрушилась на тихое утро. — Кто будет пить молоко? Дома не ночует!.. От рук отбился!
— Это она, — сказал Сева, выглядывая из двери. — Теперь ты понимаешь, почему она страшнее стихийного бедствия?
Через сквер несся Олег с буханкой хлеба под мышкой, за ним шустро семенила совершенно кругленькая бабушка с поварешкой, которой она размахивала, как саблей.
Олег пронесся рядом с кренгом, который лишь бросил на него равнодушный взгляд, словно мальчишкам положено гоняться с бабушками наперегонки. Ага, подумал Сева, вот и второй: в дальнем конце сквера за спиной бабушки возникла высокая фигура в плаще и шляпе — второй кренг, который не спеша, словно прогуливался, шел вслед.
Вдруг Олег бросился в сторону и исчез из виду.
— Где он? — прошептала Марина. — Куда делся?
— Военная хитрость, — сказал Сева. — Чтобы бабушку на нас не навести. Он сейчас дворами прибежит.