Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
К сожалению, экономическое положение Вавилонии продолжало ухудшаться, но страна, включая Валтасара, жила надеждой на скорейшее завершение программы «КЗ».
Тем временем коварный Кир преодолел Милийскую стену Навуходоносора, занял город Сиппар и форсированным маршем двинулся к столице. От топота его армий дрожала земля, и звук этот доносился до дворца Валтасара.
За день до первого штурма Вавилона правитель собрал к себе сановников государства и спросил:
— Готовы ли стены Вавилона к отражению штурма?
—
Валтасар, разумеется, приказал казнить начальника стен.
— Готовы ли мои непобедимые колесницы, чтобы смести с лица земли подлых персов? — спросил затем Валтасар.
— К сожалению, нет, так как железо с них передано заводам «КЗ», а деревянные части сожжены в печах «КЗ», — ответил, дрожа предсмертной дрожью, командующий колесницами.
Командующий колесницами был казнен. За ним лишились жизни не готовые к отражению противника начальники катапульт, хранители ворот, смотрители продовольственных складов, а также мудрецы и халдеи, которые не сумели оперативно изобрести царскую машину, воздушный шар, парусный флот и земляной огонь.
Но не все еще было потеряно. С минуты на минуту с Предприятия «КЗ» обещали доставить опытную партию звенящих кирпичей.
В ожидании кирпичей Валтасар закатил пир для оставшихся в живых сановников. Напились так, что кто-то написал на стенах непонятные слова. Последующие историки утверждают, что звучали они так: «Мене, Мене, Текел, Упарсин» — и предрекали гибель Вавилона и лично Валтасара. Задним числом предрекать легко.
На следующее утро Валтасар, пребывавший в тяжком похмелье, вызвал к себе Авельмардука. Авельмардука долго искали и наконец перехватили у западных ворот, когда он пытался скрыться из города на боевом дромадере в сопровождении верной наложницы, двух мешков золота и опытного образца. Дезертира привели к повелителю.
— И ты, Авельмардук? — укоризненно спросил Валтасар.
— Меня неправильно поняли, — ответил советник. — Я эвакуировал из столицы опытные образцы, чтобы наладить их промышленное производство в труднодоступных горных районах.
И Авельмардук протянул повелителю первый кирпич.
Повелитель щелкнул по нему ногтем. Кирпич легонько звякнул.
— Через три года доведем до кондиции, — заверил его Авельмардук.
Валтасар поглядел на слова, написанные кем-то на стене, потом прислушался. У ворот дворца кипел бой, грохот стоял такой, что приходилось кричать.
— Звенит! — прокричал Валтасар. Он поднял кирпич и размозжил им голову Авельмардуку.
Через несколько минут и сам Валтасар погиб возле своего трона.
Это случилось в 538 году.
До нашей эры.
Диалог об Атлантиде
Платон собрался работать. Для этого он сделал то, что делали другие писатели и ученые как до него, так и после. Сказал рабу, чтобы на ареопаг его ни в коем случае не звали, даже если персы нападут, послал мальчика в редакцию с обещанием сдать рукопись к вечеру, посмотрел на небо, пересчитал чаек и мысленно сравнил их с крикливыми критиками. Потом снял с вожделенного запыленного папируса тяжелую раковину и окунул пеликанье перо в чернильницу с надписью: «От друзей и сотрудников в день тридцатилетия научной и общественной деятельности».
Тут вошла невестка и сказала:
— Платон, я к косметичке. Жена Аристотеля устроила.
— Иди, — сказал сухо великий ученый, у которого с Аристотелем были давние счеты.
— Мне Крития не с кем оставить, — сказала невестка.
— А рабыни на что?
— У них выходной, — сказала невестка. — Ты же знаешь, какая я добрая.
— Тогда отложи визит к косметичке, — сказал Платон, любовно разглаживая папирус.
— Нельзя, — вздохнула невестка. — Она знает секрет вечной молодости. Ее уже в Рим переманивают.
— В этот ничтожный городишко?
— А одна пророчица сказала, что Рим будет центром крупной империи.
— Вот уж чепуха! — возмутился Платон. — Твоя пророчица ничего не смыслит в экономике. Рим стоит в стороне от торговых путей.
— Так посидишь с Критием? Я ненадолго.
— А работать кто будет? — отважился Платон на безнадежный бунт.
Невестка ушла.
На террасу вышел сорванец Критий. Платон редко вспоминал о его существовании, лишь порой беспокоился, не упал ли мальчик со скалы. Он оттаскивал Крития от перил и рассказывал ему сказку о мальчике Икаре, который не послушался папу Дедала и утонул.
Сорванец подошел к деду, потрогал пальцем раковину и сказал:
— Дай. Я из нее лодку сделаю. Поплыву в Иберию.
— Раковина утонет, — сказал Платон. — Каждое тело теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость. Вода весит меньше, чем раковина.
— Много знаешь, — презрительно сказал Критий. — А в солдаты тебя не возьмут.
— Это клевета! — ответил Платон. — Я сражался под Коринфом.
— Все равно отдай. А то буду кричать, что ты меня бьешь.
— Не могу. Она принадлежит к неизвестному науке виду.
— Тем более.
— Она хранит в себе великую тайну.
— Тайну? — Критий заинтересовался. — Расскажи.
— Дело в том… — Платон никак не мог придумать достаточно интересную тайну. — Дело в том… Эта раковина — единственное, что осталось от великой страны.
— А где страна?
— Где? Конечно, утонула в море.
Платон вздохнул с облегчением. Первый шаг сделан.
— Вся утонула?
— Вся.
— Почему?
— Это было очень давно. — Платон тщетно надеялся, что такой ответ удовлетворит сорванца.