Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— У тебя есть прошлое.
— Кто это копает? — спросила она. — Уж конечно не Виржиния?
— Нет, не Виржиния, она выше этого.
— Так кто же?
— Не твое дело.
— Кто?
Она слегка надавила на его виски. Это было больно, и он вздрогнул.
— Что случилось? — спросила она.
— Голова болит.
— Напряжение, это всего лишь напряжение. Я могу его снять, Титус. — Она дотронулась пальцами до его лба, ослабляя хватку. Он облегченно вздохнул.
— Так лучше?
— Да.
— Так кто же копает,
— У меня есть личный секретарь, Линдон. Ты слышала, как я говорил о нем. Он знает о наших отношениях с самого начала. Вообще-то это он заказывает нам гостиницу и организует прикрытие для Виржинии.
В его речи было что-то мальчишеское, и это было довольно трогательно. Хоть он и намеревался оставить ее, это не выглядело трагедией.
— Линдон просто чудотворец. Он провернул кучу дел, чтобы нам с тобой было легче. Тогда он о тебе ничего не знал. Это случилось, когда он увидел одну из тех фотографий, что я взял у тебя. Я дал их ему, чтобы он разорвал их на мелкие кусочки.
— Почему?
— Я не должен был брать их, это было ошибкой. Виржиния могла бы… — он помолчал, потом продолжил: — Так или иначе, он узнал тебя, хоть и не мог вспомнить, где видел тебя до этого.
— Но в конце концов вспомнил.
— Он работал в одной из моих газет, в колонке светской хроники. Именно оттуда он пришел, когда стал моим личным помощником. И он вспомнил твою предыдущую реинкарнацию — ты была Жаклин Эсс, жена Бенджамина Эсса, ныне покойного.
— Покойного.
— И он принес мне еще кое-какие фотографии, не такие красивые, как твои.
— Фотографии чего?
— Твоего дома. Тела твоего мужа. Они называют это телом, хотя. Бог свидетель, там осталось мало человеческого.
— Его и для начала там было немного, — просто сказала она, думая о холодных глазах Бена, его холодных руках. — На одно лишь он и был годен — заткнуться и кануть в безвестности.
— Что случилось?
— С Беном? Он был убит.
— Как?
Дрогнул ли хоть чуть-чуть его голос?
— Очень просто.
Она поднялась с кровати и стояла около окна. Мощный солнечный летний свет прорвался сквозь жалюзи и, прорезав тень, очертил контуры ее лица.
— Это ты сделала.
— Да. — Он учил ее говорить просто. — Да. Это я сделала.
Еще он учил ее, как экономно расходовать угрозы.
— Оставь меня, и я вновь сделаю то же самое.
Он покачал головой.
— Ты не осмелишься.
Теперь он стоял перед ней.
— Мы должны понимать друг друга, Джи. Я обладаю властью, и я чист. Понимаешь? В общественном мнении меня ни разу не коснулась даже тень скандала. Я могу позволить себе завести любовницу, даже дюжину любовниц — и никто не сочтет это вызывающим. Но убийцу? Нет, это разрушит мне жизнь.
— Он что, шантажирует тебя? Этот Линдон?
Он уставился в яркий день сквозь жалюзи, на его лице застыло болезненное выражение. Она увидела, как на его щеке, под левым глазом,
— Да, если хочешь знать, — сказал он невыразительно. — Этот ублюдок хорошо прихватил меня.
— Понимаю.
— А если он смог догадаться, другие тоже могут. Понимаешь?
— Я сильна и ты силен. Мы можем расшвырять их одним мизинцем.
— Нет!
— Да. У меня есть свои способности, Титус.
— Я не хочу знать.
— Ты узнаешь! — сказала она.
Она поглядела на него и взяла за руки, не прикасаясь к ним. Пораженным взглядом он наблюдал, как его руки помимо воли поднялись, чтобы коснуться ее лица, самым нежным из жестов погладить ее волосы. Она заставила его пробежать дрожащими пальцами по своей груди, заставив вложить в это движение гораздо больше нежности, чем он смог бы это сделать по доброй воле.
— Ты всегда слишком сдержан, Титус, — сказала она, заставляя его лапать себя чуть не до синяков. — Вот как мне это нравится, — теперь его руки опустились ниже, лицо изменило выражение. Она чувствовала, как ее несет прилив, она вся была — жизнь…
— Глубже.
Его пальцы проникли в ее недра.
— Мне нравится это, Титус. Почему ты не делал это сам, без моей просьбы?
Он покраснел. Ему не нравилось говорить об их близости. Она прижала его к себе еще сильнее, шепча:
— Я же не сломаюсь, знаешь ли. Может, Виржиния и похожа на дрезденскую фарфоровую статуэтку, я же — нет. Мне нужны сильные чувства, мне нужно, чтобы мне было о чем вспоминать, когда тебя со мной нет. Ничего не длится вечно, верно ведь? Но мне по ночам нужно думать о чем-то, что согревало бы меня.
Он утонул в ее коленях, и руки его были, по ее воле, и на ней, и в ней, они все еще зарывались в нее, точно два песчаных краба. Он буквально взмок, и она подумала, что в первый раз видит, как он потеет.
— Не убивай меня, — прошептал он.
— Я могу осушить тебя.
Стереть пот, подумала она, а потом стереть его образ из головы прежде, чем она успеет сделать что-то плохое.
— Я знаю, я знаю, — сказал он. — Ты запросто можешь убить меня.
Он плакал. Боже мой, подумала она, великий человек у моих ног, плачет как ребенок. И что я узнаю о власти из этого жалкого представления? Она вытерла слезы с его щек, используя гораздо больше силы, чем этого требовало дело. Кожа его покраснела под ее взглядом.
— Оставь меня, Джи. Я не могу помочь тебе. Я для тебя бесполезен.
Это была правда. Он был полностью бесполезен. Презрительно она отшвырнула его руки, и они бессильно повисли по бокам его тела.
— Даже не пытайся найти меня, Титус. Ты понимаешь? И не посылай за мной своих шпиков, чтобы охранить твою репутацию. Потому что я буду гораздо более беспощадной, чем когда-либо был ты.
Он ничего не ответил, просто стоял на коленях, уставившись в окно, пока она умылась, выпила кофе, которое они заказали, и ушла.