Весь мир театр
Шрифт:
– Сказал мне тот, кто сам склоняет силой к блуду, – голос у девушки оказался звонкий и ироничный. – Однако слушать я его не буду!
Макнилу показалось, что он стал участником какого-то дрянного спектакля, и он разъярился еще сильнее.
Девушка тем временем выхватила из камина оставленную там кочергу. Длина этого орудия была примерно равна длине шпаги, бесстрашная фехтовальщица заняла стойку он-гард, в то же время на нее, шипя, как плевок на раскаленной печи, налетел Макнил.
Заскрежетала сталь о грубое железо, и клинок был уверенно отведен в сторону. Макнил, продолживший движение по инерции, тут же получил чувствительный
Макнил атаковал повторно, стараясь поразить чертовку ударом снизу вверх, и опять его выпад был отражен. Кочерга описала короткую дугу и с силой двинула его в область сердца. Была бы вместо нее шпага, Макнил сейчас был бы уже пронзен, как поросенок вертелом. Все это происходило так быстро, что затуманенный алкоголем мозг сэра Чарлза не поспевал реагировать должным образом. Макнил растерялся.
Девушка, схватив левой рукой подол платья, резким движением откинула его вверх, в царящем полумраке Макнил не заметил, как мелькнул совсем не женского размера и вида башмак, но зато почувствовал, как он ударил под его коленку и тут же обрушился на стопу. Ногу пронзила невыносимая боль, и Макнил, взвыв и выронив шпагу, рухнул на колени. Кочерга, издав басовито-свистящий звук, обрушилась ему на затылок. Макнил погрузился в мяклую, ватную тьму.
Генри, вздохнув глубоко несколько раз, успокоился и прислушался. Все было тихо. Поверженный противник валялся перед ним кучей дерьма, намокшие между ног штаны и вытекший из-под тела ручеек только сильнее его в этом убедили. Связывая трофейной перевязью руки и сооружая надежный кляп, Генри искренне надеялся, что надолго отбил сластолюбцу желание отведать чужого меда.
К тому же он был рад, что помог простой, но гордой девушке соблюсти свою честь.
Осмотрев в свете догорающего факела довольно неплохой клинок, он с сожалением отложил его в сторону. Тут к нему пришла мысль – Генри подтащил еще не пришедшего в себя охотника за «мохнатым золотом» к камину, продел верно послужившую ему кочергу между рук и хорошенько заклинил ее между нижними и верхними камнями. Теперь, когда его визави очнется, то ему понадобится не меньше трех-четырех часов, дабы расшатать узлы и освободить руки. Генри надеялся, что раньше утра это не произойдет.
Скулы Саттона были шире, и посему Генри пришлось воспользоваться тампонами, которые он вложил себе за обе щеки. Так лицо его приобретало больше сходства с оригиналом. Но главное его оружие было – особая саттоновская гримаса спесивой брезгливости, что обычно не сходила с лица покойного, конечно, когда он общался с теми, кого он мнил стоящими ниже своего достоинства, а голубоватые круги вокруг глаз, вызванные разгульным и ночным образом жизни Джозефа, только усиливали это выражение.
Сейчас Генри извлек изо рта тампоны и спрятал в корсет – «Саттон» мог еще понадобиться, ну, а характерное выражение лица и так всегда было к его услугам.
Генри достал платочек, плюнул на его кончик и так можно тщательнее стер грим. Потратив немного времени, нанес другой.
Достав зеркальце, он как мог, в мерцающем свете уже догорающего факела, убедился, что лицо его в порядке – из зеркала на него глядела женщина, даже привлекательная. Генри слегка смутился: не вызвало бы это ненужного интереса к его персоне.
Сказать по чести, но юные черты лица Генри почти не нуждались в макияже, чтобы выглядеть милыми. И хотя это всегда расстраивало Генри, мечтающего как можно быстрее возмужать, сейчас было как раз на руку.
А парик и чепец завершили превращение.
Подхватив корзину, в которой теперь лежала часть его мужского гардероба, он двинулся на выход.
Генри совсем не ориентировался в расположении замковых помещений, двигался по наитию, несколько раз спрашивая дорогу у пробегающих мимо слуг, тщательно избегая женщин – он не льстил себя надеждой, что ему удастся их провести. Женщины более ревностно рассматривают друг друга, поэтому обмануть их подделкой гораздо труднее, чем мужчин, которых интересует лишь одна выпуклость внизу и другая – вверху.
Генри попал в особую часть замка, в которую доступ обычно был непрост. Откровенно говоря, его наивный план проникновения был немыслимым, и поэтому сработал. Из-за царившей гостевой суматохи, постоянного снования челяди туда и сюда, усталые стражи пропустили без вопросов служанку с корзиной прекрасных роз во внутренние покои замка, только на вопросительный кивок стражника та потупилась и, сделав книксен, выпалила скороговоркой:
– Розы для мисс Арабеллы.
Сразу за дверью Генри, который было возликовал, ждал пренеприятнейший сюрприз. Ему дорогу заступил, глядя холодными глазами и похлопывая снятыми перчатками о рукав, лейтенант Фелтон.
– Вы куда-то направляетесь… – Генри обмер, понимая, что он раскрыт, руки стали непослушными, пальцы разжались, и он выронил цветы. Лейтенант молнией метнулся вперед, подхватил корзину и вручил тут же вцепившемуся в нее мертвой хваткой Генри.
– …сударыня? – закончил он вопрос.
«Неужели не узнал?» – мелькнуло в голове у Генри. Он склонился, стараясь выглядеть естественно – испуганной и задерганной горничной, испуг, впрочем, ему удался отменно.
– Я… – чуть ли не писком начал он, но тут же взял тон, которым, по его представлению, должна говорить скромная служанка. – Запуталась уже, сэр капитан… Мне приказали отнести цветы в спальню мисс Арабеллы, но я забыла, куда идти…
Лейтенанту понравилась ошибка: служанка наивно повысила его в звании. Он посчитал это хорошим предзнаменованием продвижения по службе. Настроение его улучшилось.
– Вы недавно здесь? – Дождавшись сконфуженного кивка служанки, предложил: – Может, вас проводить, сударыня?
Стоять уже было скучно и захотелось размяться; поток гостей иссяк, и сейчас у входа достаточно было простой охраны.
– Окажите мне милость, сэр! – Генри засеменил чуть позади, слегка раскачивая бедрами и по-женски держа обеими руками корзину.
Знал бы Фелтон, кого он провожает, и что бедра горничной – искусно обмотанные чуть ниже талии штаны, не говоря о том, что грудь служанки скрывает целый набор гримерных принадлежностей…
К счастью, путь оказался недолог, но самое главное, что лейтенанта кто-то окликнул, и он, указав направление: «по коридору, и направо, большая дубовая дверь с тюльпанами и листьями», оставил Генри и скрылся своим быстрым, широким шагом.
Когда Генри оказался в гостиной, но его внимание ничего не привлекло. Из гостиной был проход в спальную комнату Арабеллы. Зайдя в спальню, Генри хорошо осмотрелся.