Весь Роберт Хайнлайн в одном томе
Шрифт:
— «Врачи и хирурги». Господи, да сколько же их тут! Врачей больше, чем забегаловок — можно подумать, что половина города только и делает, что лечится. Ну вот, пожалуйста. «Потбери, П.Т. [839] , Д.М.»
— Да, возможно это тот самый, — согласилась Синтия.
— А чего же мы ждем? Поедем и узнаем.
— Тедди!
— Ну что тут такого? — оправдывающимся голосом спросил Рэндалл.
839
А
— Ведь Потбери — это не Хог и…
— Не знаю, не знаю.
— Чего? Что ты хочешь сказать? Ты думаешь, что Потбери может быть тоже замешан во всей этой дикой афере?
— Я не знаю. Просто мне хотелось бы совсем позабыть про нашего милого мистера Хога.
— Слушай, киска, да чего же тут такого страшного? Сяду я в машину, быстренько поеду, задам глубокоуважаемому доктору пару вполне пристойных, уместных вопросов и вернусь как раз к ленчу.
— Машину мы отдали в ремонт, на протирку клапанов, ты что, забыл?
— Ну и что, поеду надземкой, так даже быстрее.
— Если ты так настаиваешь, поедем вместе. Теперь, Тедди, мы все время будем вместе. Рэндалл задумчиво подергал себя за губу.
— Может, ты и права. Мы же не знаем, где сейчас Хог. Если ты предпочитаешь…
— Предпочитаю. Совсем недавно мы с тобой разошлись на какие-то три минуты — и посмотри, что из этого вышло.
— Да, пожалуй. И уж, конечно, очень не хочется, чтобы с тобой что-то случилось.
— Я не про себя, а про нас, — возразила Синтия. — Если с нами что-нибудь случится, я бы предпочла, чтобы с обоими случилось одно и то же.
— Хорошо, — с неожиданной серьезностью согласился Рэндалл. — С этого момента мы держимся вместе. Если хочешь, сцепимся наручниками.
— Незачем, я и так от тебя не отстану.
VI
Кабинет Потбери располагался на юге города, за университетом. Миля за милей рельсы надземки тянулись среди давно знакомых им жилых кварталов. Обычно подобные пейзажи воспринимаются механически, почти не отражаясь в мозгу, но сегодня Синтия глядела на них и видела, причем видела окрашенными в тона своего мрачного настроения.
Четырех, пятиэтажные дома без лифтов, отвернувшиеся своими фасадами от линии надземки, в каждом здании — не меньше десяти семей, а чаще — два десятка, даже больше. Дома эти теснятся почти вплотную друг к другу, деревянные крылечки черных лестниц ясно говорят, какими ловушками станут эти перенаселенные крольчатники в случае пожара. Стираное белье, вывешенное сохнуть на эти самые крылечки. Мусорные баки. Миля за милей уродливого, унизительного убожества.
И на всем — черная пленка грязи, вечной и неизбежной — в точности такой же, как и грязь на раме вагонного окна, сквозь которое смотрит Синтия.
Она начала думать об отпуске, о чистом воздухе и ярком солнечном свете. Зачем оставаться в Чикаго? Чем этот город может оправдать свое существование? Один приличный бульвар, один приличный пригород на севере, но жить в нем по карману только богатым, два университета и озеро. А все остальное — бесконечные мили грязных, наводящих тоску улиц. Этот город — словно огромный загон для скота.
Теперь дома сменились вагонным парком надземки, поезд свернул налево и полетел на восток. Еще несколько минут поездки и они сошли на остановке Стоуни Айленд; Синтия с большим облегчением вышла из поезда, избавилась от слишком уж откровенных, повергающих в уныние картин изнанки повседневной жизни — даже шум и грошовое торгашества Шестьдесят Третьей стрит, по которой шли теперь они с Рэндаллом, казались предпочтительнее. Окна кабинета Потбери выходили на улицу, давая великолепный вид на эстакаду надземки. В таком месте терапевт может не сомневаться, что пациентов у него будет достаточно, в равной степени ему не приходится сомневаться, что ни богатых людей, ни знаменитых среди них не окажется. Маленькая, душная комната ожидания была переполнена, но очередь двигалась быстро, так что ждать Рэндаллу и Синтии пришлось недолго.
— Кто из вас пациент? — спросил Потбери, окинув их взглядом. Выглядел врач довольно раздраженным.
Они собирались подойти к вопросу о Хоге исподволь, использовав в качестве предлога для визита недавний обморок Синтии. Следующая фраза, произнесенная Потбери, совершенно поломала такую схему — с точки зрения Синтии.
— Кто бы ни был пациентом, второй может подождать снаружи. Я не люблю устраивать здесь митинги и демонстрации.
— Моя жена… — начал Рэндалл. Синтия крепко сжала его руку.
— Моя жена и я, — без малейшей запинки перестроился он, — хотели задать вам, доктор, пару вопросов.
— Ну и? Говорите.
— У вас был один пациент — некий мистер Хог.
Торопливо встав, Потбери подошел к выходящей в комнату ожидания двери, убедился, что она плотно закрыта и повернулся спиной к этому единственному выходу из кабинета.
— Ну так что же насчет Хога? — зловеще спросил он.
Рэндалл вынул свои документы.
— Вы можете сами убедиться, что я имею вполне законное право проводить расследование. У моей жены тоже есть лицензия.
— Какое отношение имеете вы к… к упомянутому вами человеку?
— Он поручил нам провести некое расследование. Ваша профессия чем-то близка к моей, и, как врач, вы понимаете, что я предпочитаю откровенность…
— Вы работаете на него?
— И да, и нет. Если конкретнее, мы пытаемся узнать некоторые факты, касающиеся его жизни, но ему это известно, мы не делаем ничего за его спиной. Можете, если хотите, позвонить и убедиться в этом лично. Рэндалл сделал такое предложение скорее вынужденно, но надеялся, что Потбери им не воспользуется.
Именно так Потбери и поступил, однако его поведение не внушало особых надежд.
— Разговаривать с ним? Только под страхом смертной казни. Что вы хотите про него узнать?
— Несколько дней назад, — осторожно начал Рэндалл, — Хог принес вам на анализ некое вещество. Я хочу узнать, что это было за вещество.
Потбери негодующе фыркнул.
— Всего несколько минут назад вы сами напомнили мне о родстве наших профессий. Удивляюсь, что вам в голову могло прийти задать подобный вопрос.