Вещий Авель
Шрифт:
И чуть слышно, будто боясь, что тайну подслушают стены дворца, Авель нарек самое имя. Страха темной силы ради имя сие да пребудет сокрыто до времени…
— Велика будет потом Россия, сбросив иго безбожное, — предсказал Авель далее. — Вернется к истокам древней жизни своей, ко временам Равноапостольного, уму-разуму научится беседою кровавою. Дымом фимиама и молитв наполнится и процветет аки крин небесный. Великая судьба предназначена ей. Оттого и пострадает она, чтобы очиститься и возжечь свет во откровение языков…
В глазах Авеля горел пророческий огонь нездешней силы. Вот упал один из закатных лучей солнца, и в диске света пророчество
Царь Павел глубоко задумался, и в глазах его, устремленных вдаль, как бы через завесу грядущего отразились глубокие переживания.
— Ты говоришь, что иго безбожное нависнет над моей Россией лет через сто. Прадед мой, Петр Великий, о судьбе моей рек то же, что и ты. Почитаю и я за благо о том, что ныне ты предрек мне о потомке моем, Николае Втором, предварить его, дабы пред ним открылась книга судеб. Да ведает правнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего. Запечатлей же, преподобный отец, реченное тобою, изложи все письменно. Я же на предсказание твое наложу печать, и до праправнука моего писание твое будет нерушимо храниться здесь, в Гатчинском дворце моем. Иди, Авель, и молись неустанно в келии своей обо мне, роде моем и счастье нашей державы.
И, вложив представленное писание Авелево в конверт, на оном собственноручно начертать соизволил: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины».
В конце беседы Павел спросил старца, чего тот желает. В ответ услышал: «Всемилостивейший мой благодетель, от юности мое желание быть монахом и служить Богу и Божеству Его». На эту просьбу последовал 14 декабря 1796 года рескрипт: «Всемилостивейше повелеваем содержащегося в Шлиссельбургской крепости крестьянина Васильева освободить и отослать по желанию его для пострижения в монахи (Авель был до этого, как мы помним, расстрижен. — Р. Б.)к Гавриилу, митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому. Павел».
Заговор против Павла I начал созревать едва ли не с первых дней его царствования. Заговорщики оправдывали свой замысел сместить императора тем, что он оказался не престоле вопреки воле Екатерины, то есть занял трон незаконно и чуть ли не силой. К тому же судачили, что его отцом был вовсе не Петр III, а Салтыков, тогдашний фаворит Екатерины. Иные вообще утверждали, что еще ребенком сразу после рождения Павел был подменен чухонским младенцем.
Как ни странно, сама мать поддерживала разговоры о незаконном происхождении наследника. Ведь его права на престол были формально куда солиднее, чем у Екатерины, незаконно захватившей власть, свергнув Петра III. Его сын всячески подчеркивал свою верность памяти отца. Он и сам многим напоминал родителя — любовью к войску, организованному на прусский манер, к муштре, упрямством и вспыльчивостью, непродуманностью решении, но главное — трагическим совпадением судеб.
Верный памяти родителя, Павел приказал произвести одновременно с погребением усопшей своей матери Екатерины II перезахоронение останков убитого ее супруга Петра III. Во время отпевания два гроба стояли рядом открытыми, вместе их доставили в Петропавловский собор, причем, по воле Павла, у гроба Петра III шел его убийца Алексей Орлов, в прошлом фаворит Екатерины.
Словом, причин быть недовольными новым царем у приближенных имелось достаточно. Чего стоило одно его решение посягнуть на привилегии дворянства, не говоря о реформах, взбудораживших и озлобивших очень многих. Недаром А. Пушкин скажет: «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы».
Ко всему взбалмошный царь вздумал переориентировать внешнюю политику.
Еще недавно Павел был готов на решительную борьбу с революционной Францией. Своим монаршим долгом он считал необходимым восстановить в этой стране порядок и тем предотвратить угрозу мирового пожара. Напутствуя в поход Суворова, он произнес знаменательные слова: «Иди, спасай царей». Однако неожиданно поменял курс. То ли понял, что с приходом Наполеона к власти революция во Франции кончается, то ли не захотел и дальше жертвовать кровью русских солдат, воевавших в Европе, ради нерадивых европейских союзников и воевать с Наполеоном. Как бы то ни было, но Павел круто повернул руль, решив, что союз с Наполеоном будет много выгоднее.
Перемена в мировой политике и сближение с Наполеоном возбудили в русском обществе новый поток ярости против Павла. В этом заключался исторический парадокс. Общество, еще недавно увлекшееся французской революцией, вдруг единодушно сплотилось против союза с Францией. Противоречие это можно объяснить тем, что перемена политики, ее переориентация с Англии на Францию затрагивала узколичные интересы.
На коммерческих отношениях с Англией при росте финансовых оборотов солидно подрабатывали многие представители петербургского общества, Россия была покрыта сетью английских торговых представительств, и английское влияние в ту пору было очень велико. Для многих разрыв с Англией означал полную финансовую катастрофу.
А тут еще этот сумасбродный властитель задумал поход на Индию. Это было одно из фантастических увлечений русского монарха, означающее еще большее франко-русское сближение. Наполеон мечтал о вытеснении англичан из Индии и сразу учел, что означало иметь другом и союзником такого царя.
Экспедиция в Индию планировалась секретно. В ней должен был принять участие русский экспедиционный корпус. В поход выступил авангард числом 20 тысяч казаков под начальством атамана войска Донского генерала от кавалерии Орлова. В походе казаки испытывали страшные лишения. Морозы, метели и плохие дороги затрудняли движение, не хватало провианта. К тому же весной начался разлив рек. Однажды при переправе через Волгу лед не выдержал, люди оказались в воде и едва были спасены. Неудивительно, что поход потерпел неудачу и войска были отозваны.
Заговорщики решили использовать «казачий поход», чтобы заручиться активной поддержкой Англии для дворцового переворота. Павла высмеивали в стишках, чернили за вредный союз с Наполеоном, обвиняли в намерении извести все казачество, называли сумасбродом и чуть ли не умалишенным.
Со временем, после открытия новых исторических фактов, прямолинейная оценка монарха как русского Калигулы претерпела изменения. Впали в другую крайность. Павла стали называть «умным, просвещенным и добрым человеком, загнанным русской историей в тупик политического безумия и истерической тирании, самым одиноким, несчастным и непонятым деятелем XVIII столетия». Царствование Павла I стали даже считать последней попыткой завершить дело Петра I, то есть силой навязать сверху спящей России европейские формы и прусский порядок. Это была утопическая мечта, и недаром Павла, романтика и рыцаря, Наполеон назвал российским Дон Кихотом.
К 1800 году заговор против Павла окончательно оформился и был разработан в деталях. Предусматривалось даже в случае неудачи укрыться на английской яхте, вошедшей в Неву за несколько дней до «часа икс». Главными зачинщиками выступали вице-канцлер тридцатилетний граф Н. П. Панин, адмирал О. М. Дерибас и петербургский военный губернатор граф П. А. Пален.
Накануне переворота Пален являлся, пожалуй, единственным особо доверенным лицом царя, а втайне его самым заклятым врагом. Этому умному и хитрому человеку принадлежала главная роль в заговоре. Ничего не подозревающий царь осыпал своего любимца наградами — пожаловал высшими орденами и даже возложил на него большой крест Мальтийского ордена.