Вещий Олег. Князь – Варяг
Шрифт:
Усмехнулся на него норманн:
– Чего ж не бежишь?
Только подумал Хорень, что можно на берегу встречную лодью подождать, как купец и сам это предложил, но только по-другому:
– Пойдут лодьи навстречу, может, кто возьмет…
Вдруг озорно блеснули глаза варяга из-под бровей:
– А то оставайся со мной, поплывешь дале, ты товар хвалить умеешь, будешь помогать. Назад пойдем, сойдешь в своей Ладоге.
Задумался Хорень и не знает, что ответить. Давно мечтал подале сплавать, да своей лодьи нет, а дома жонка с детьми. Тут вроде и нечаянно вышло, может, и правда уйти с купцом мир поглядеть? Да снова про Любаву свою вспомнил, про деток. Купец пытать стал, чего не соглашается, Хорень возьми да и скажи почему. Поглядел на него норманн внимательно, что-то себе надумал, да только не заметил того Хорень, увидел злой взгляд толмача. Понял, что этот враг ему навсегда. Интересно, откуда
Любопытно Хореню на норманнской лодье все, у них и весла не такие, и парус, пока разглядывал, день прошел. Есть дали, пить вон за бортом полно, работать пока нечего, чем не жизнь? А лодья стоит, никуда не девается, хотя и к берегу пристали. Хорень вокруг походил, да приметил, что следит за ним толмач тот, шагу ступить не дает. К вечеру догнали их остальные лодьи, долго смеялись над купцом и над Хоренем. Только неизвестно, над кем больше. Утром двинулись вверх к Ильмень-озеру. Слышал Хорень, что от Ильменя по Ловати совсем немного идут, а потом волоком. Спросил своего Раголда, пойдет ли? Тот только вздохнул:
– Там посмотрим. Как торг будет да погода.
У самого Ильменя увидели знакомого купца из ильменских, собирался вниз к Ладоге. Смотрит Раголд на Хореня, ждет, что тот решит, а ладожанин руками развел, мол, вернусь, дома дети. Варяг вдруг достал тугой кошель с серебром, отсыпал в тряпицу, протягивает Хореню:
– Возьми, передай. Потом отработаешь.
Заскреб Хорень всей пятерней затылок, и взять хочется, и в долги влезать страшно, но поглядел на купчишек разных, и в полосатых халатах, и в тряпицах, поверх голов навороченных, так ему тоже вдаль захотелось… Махнул ладожанин рукой, взял серебро, отнес купцу, чтоб Любаве передал на прожив. Дивится Варша, откуда столько серебра у небогатого Хореня? А тот на норманна показывает, смотри, мол, он дал. Покачал головой Варша:
– Ой, в кабалу лезешь! Гляди, как бы потом не лить слезы горючие.
Снова махнул рукой Хорень:
– Где наша не пропадала! Будь что будет!
Просит передать жонке, чтоб на деньги те жила, пока хватит, ждала честно два ли, три ли года, дальше как знает. И прощенья просит.
Жизнь у Раголда хоть и опасная да веселая, а на нем ни одной зарубочки не оставила, хотя ходил много куда и много с кем дрался, всякого довелось хлебнуть. Да только одного смертушка подстерегает в первой же схватке, поразит стрелой, не в него и пущенной, пробьет грудь, потушит под ней жаркий огонек, что не дает телу остыть, а другого и мечом секут, и стрелой бьют, и копьем колют, а ему все нипочем. Раголд из таких. За то уважает его Хорень, с ним не пропадешь, есть Доля у купца, хотя и молодой тот, не старше самого Хореня, а уже много где бывал, много что видел. И на жизнь вокруг глядит с любопытством, а не только наживу ищет.
Глава 3
С востока на запад в земли Ютландии глубоко врезается фьорд Шлее. Он узок, точно специально вырыт для прохода судов. Даже в сильные шторма волны не добираются до Хедебю, стоящего в самой его глубине, там, где речка Шлее сливает свои воды с морскими. Опасное это место, судам угрожают туманы. Но для тех, кто знает в Шлее каждый камень, они не страшны. А враги пусть боятся. Торговый Хедебю хорошо расположен и хорошо укреплен. Подплыть к селению можно только длинным узким фьордом. Само селение окружает стена, с юга рядом с ней проходит еще одна – внешняя. С севера укрепленный холм – Бордхёйде, с которого хорошо видно все, что происходит в заливе. Неподалеку ратный путь, который пересекает укрепления Ковирке и главный вал – Ховедхольд. Можно не беспокоиться. С юга большой торговый город защищен от нападок франков, с моря – от своих же викингов, готовых поживиться и за счет сородичей. Хвала Годфреду, тот много сделал для Хедебю, начав строить защитные валы. Данам издавна мешали франки, воевать с ними на суше викинги просто не могли. Оставалось загородиться, что и было сделано. Правда, сына Карла Великого – Людовика Благочестивого – укрепления Даневирке не остановили, но не все же так сильны и воинственны. Большинство просто не рискует нападать, помня о защитных валах.
Рольф стоял на вершине укрепленного холма Боргхёйде, крепко расставив ноги, точно находился на палубе драккара, и вглядывался в даль залива. Линия берега у всей Ютландии изрезана не хуже, чем у ее северных соседей. Это хорошо для местных – удобно прятаться, и плохо для чужих – налететь на скалы проще простого. Длинный узкий залив Шлее не оставляет шансов пройти незамеченным любому, кто решил добраться к Хедебю. В хорошую погоду с холма Боргхёйде все подходы как на ладони, видно и Шлезвиг. Сейчас конунг выглядывал драккары своего тестя Рюрика. И где его носит, ведь давно уже пора бы пристать к причалам Хедебю! Небось опять ввязался в какую-нибудь глупую свару в Скирингссале, эта его заносчивость до добра не доведет. Нет, Рольф и сам был не прочь свернуть шею попавшему под руку неугодному, но Рюрик стал слишком нетерпимым в мелочах. Конунг вздохнул, времена уже не те, чувствовать себя вольно в своих же землях невозможно, на тингах все чаще кричат о договорах, о мире… Это конунг Годфред был мастер договариваться, с него пошло. Нет, Рольф признавал, что Годфред поступил умно, разрушив ободридский Рёрик, все верно, этот город соперничал с Хедебю издавна, теперь все товары идут через земли данов, но все же… Конунг должен быть прозорлив, расчетлив, но не имеет права забывать о главном достоинстве викингов – умении воевать! Если хозяева северных морей вдруг все станут только торговать, то быстро забудут воинское мастерство, тогда их не спасут и выгодные торговые пути. Кроме того, невозможно всех вольных викингов заставить лишь охранять караваны, всегда найдутся те, кто рискнет напасть. Отвыкнув от войны, можно и не дать должного отпора. Тогда прощайте не только добытые богатства, но и сама жизнь!
Фьорды скрыты туманами большую часть времени, вот и сейчас со стороны моря на скалы медленно наползало рыхлое облако, даже Шлезвиг начал прятаться в белой пелене, конунг досадливо поморщился и повернулся уходить вниз. В этот момент из тумана послышался рог, сообщающий о продвижении драккара. Этот звук Рольф узнал бы из тысячи других – подавал сигнал Сигтун, кормчий Рюрика. Конунг поспешил к пристани – встречать тестя. Или зятя? Кто из них кто? Не так давно Рольф, на зависть многим варягам, женился на дочери конунга Силькизиф и стал его зятем. Но еще раньше сам конунг Геррауд по прозвищу Рюрик взял в жены сводную сестру Рольфа Ефанду, чья мать из рода урманских князей. Вот и вышло, что породнились дважды. Хорошо это или плохо – время покажет, пока привело к тому, что и Рольфа стали именовать конунгом. Но это призрачная власть, он силен, пока благоволит Рюрик, а конунг словно капризная девушка, настроение меняется, как весенняя погода. Гораздо лучше было бы самому нанять викингов, построить драккары и попытать счастья в набегах. Каких? Была у нового конунга своя задумка, он не забыл набег на славянские земли, что лежат за Варяжским морем. Богатые земли. Почему о них забыл сам Рюрик, непонятно. Но Рольф не старается напоминать, сила конунга Рюрика не вечна, придет и его, Рольфа, время. И пусть викинги, косясь в его сторону, говорят, что сейчас конунгом не может стать только ленивый, пусть. Он умеет ждать, умеет копить силы, он дождется своего…
Вслед за конунгом Рюриком на причал прыгнул и его названый брат Трувор. Рольф недовольно покосился в сторону викинга. Этот что здесь делает, ведь собирался остаться в Скирингссале? Прибывшие довольно хохотали, вспоминая, как удалось загнать на скалы драккар Свирепого Онгенда. Нет, обвинить Рюрика ни в чем не смогут, кормчий Онгенда просто не справился, и лучший, недавно построенный драккар серьезно повредил себе корму, только чтобы не врезаться в нос драккара, где командовал гребцами Трувор. Но веселье быстро закончилось, предстояла работа, которую викинги никогда не путали с бездельем. Всему свое время.
Немного позже, когда уже вовсю кипел пир в большом доме Хедебю, один из ходивших с Рюриком – Сигурд Безрассудный, точно оправдывая свое прозвище, стал издевательски жалеть Рольфа, сидевшего дома, «пока остальные достойные славы своих отцов викинги занимались делом»… Рольф скрипел зубами, стараясь не поддаваться на уловки Сигурда, среди общего гвалта голос довольно пьяного викинга был мало кому слышен. Сидевшие за огромным столом рядом с ним Хейгар и Альдис по прозвищу Хромец пытались утихомирить задиру, зная и нрав младшего конунга, и то, что Рюрик запретил стычки между своими, но Сигурд все больше распалялся и выкрикивал самые обидные прозвища, какие смог придумать. Когда он назвал зятя конунга земляным червем, которого мутит в море, Рольф не выдержал. Вставшего в полный рост викинга не могли не заметить даже самые пьяные собутыльники, статью Рольф значительно превосходил многих из них.
– Что ты сказал, ничтожный болтун, сын шелудивой собаки?!
Вся большая компания притихла как по команде, еще не вполне понявшие, в чем дело, викинги озирались по сторонам. Вывести из себя Рольфа мог не каждый, потому не слышавшие ссоры спрашивали соседей, чем Сигурд так оскорбил зятя конунга.
– Я сказал, что ты земляной червь, которого тошнит в море… – расхохотался викинг, пьяно поводя руками. Он был безоружен, нападать на такого за столом у конунга значило обречь себя на изгнание. Но сейчас Рольф был готов и на это, глянув на Рюрика, он увидел, что глаза конунга насмешливо блестят.