Веселое царство

Ха! Ха! Ха!

Хи! Хи! Хи!

За десятки, за сотни, за тысячи верст раздавались громкие раскаты веселого, беззаботного смеха. Раздавались с утра и до вечера, с заката и до восхода солнца, раздавались без перерыва.

Это смеялись жители Веселого царства. Странное, совсем особенное

Очень занятное царство. Там никто никогда не горевал, не плакал, не жаловался, не печалился, не болел. Там все смеялись, смеялись постоянно, смеялись без устали. Ходили — и смеялись, сидели — и смеялись, работали — и смеялись, говорили — и смеялись, даже… спали — и смеялись. Только и слышно было: ха, ха, ха да хи, хи, хи!

В Веселом царстве не было ни горя, ни забот. Его жители не знали ни нищеты, ни грусти; они никогда не болели, не страдали и доживали, веселые и довольные, до глубокой старости. Рождались со смехом и умирали со смехом, передавая своим потомкам способность весело смеяться.

Веселее всех смеялся царь Веселого царства. Веселая улыбка так и не сходила с его лица; на высоком его лбу никогда не видно было морщинки грусти, а глаза царские постоянно искрились смехом — добрым, веселым смехом.

Просыпался утром веселый царь и со смехом звонил в колокольчик. Со смехом появлялись царские слуги.

— Давайте одеваться. Хи-хи-хи! — командовал царь.

— Извольте, ваше величество, ха-ха-ха! — заливались слуги.

Одевшись, царь выходил на балкон своего дворца послушать, как смеются подданные в его столице.

По улицам бежали смеющиеся люди, со смехом возницы предлагали прохожим свои услуги, со смехом торговцы продавали свои товары…

Все смеялись. Все… И взрослые, и дети, юноши и старцы, господа и слуги, генералы и солдаты, богатые и бедные. Точно серебряный звон стоял над Веселым царством, точно там праздновался постоянно светлый, радостный праздник — так были все счастливы и веселы.

И вдруг однажды в это царство радости, довольства, счастъя и смеха забрела старая, худая, согнутая в три погибели старуха — такая, какой никогда не видывали в Веселом царстве. У нее было мрачное, печальное лицо, глаза какие-то растерянные, полуслепые от слез, а щеки ввалились от худобы. Седые космы редких волос выбивались у нее из-под платка.

— Хи-хи-хи? Что за странная старуха? — удивлялись счастливые люди Веселого царства. — Ха-ха-ха! Кто ты, бабушка? — спрашивали они.

— Мое имя Нужда, — произнесла она глухим замогильным голосом. — Пришла я к вам из соседнего государства, где живут мои сестры: Горе, Болезнь, Печаль, Голодуха, Страданье. Мы все постоянно странствуем из одного места в другое, а в иных местах подолгу остаемся. В вашем царстве ни одна из нас еще не бывала, вот я и решила заглянуть к вам, чтоб убедиться, нельзя ли мне как-нибудь здесь пристроиться. Но вижу, что мне здесь не житье: все вы тут сытые, довольные, веселые…

— А ты умеешь смеяться? Ха-ха-ха! Умеешь? — зазвенело, загудело на разные голоса вокруг нее.

Старуха гордо выпрямилась. Ее глаза

— Я не умею смеяться, и не хочу смеяться, и ненавижу смех, — строго проговорила она. — Нужда не должна смеяться. Она плачет. И если бы я осталась у вас, то скоро научила бы и вас плакать.

— Плакать? — с удивлением переспросили веселые люди. — Нет, старуха, это ты напрасно думаешь. Ха-ха-ха! А вот мы заставим тебя смеяться, увидишь заставим.

— Никогда! — сурово оборвала их старуха Нужда.

— Нет, заставим. Непременно заставим, — повторили несколько раз веселые люди. — Ха-ха-ха! Давай сейчас смеяться. Слышишь?

— Никогда! — вновь повторила Нужда. — И не требуйте от меня чтобы я смеялась: раз я засмеюсь, беда вам будет.

— Ха-ха-ха! — ответили веселые люди. — Разве от смеха может быть беда? Нет, бабушка, ты должна с нами смеяться. Ну-ка, Начинай!

— Не буду! — угрюмо повторила опять старуха.

— Ну, хоть немножко!

— Никогда! — вновь повторила Нужда.

Как ни старались веселые жители Веселого царства рассмешить старуху Нужду, их старания ни к чему не повели. Рассердились, наконец, веселые люди, но рассердились, конечно, по-своему, по-смешному.

— Не смеяться в нашем Веселом царстве, а грустить и печалиться, когда мы все смеемся, — это преступление, — говорили они. — Мы этого так не пропустим и отдадим тебя, старуха, под суд. Пусть умные судьи решат, как быть с тобою.

И недолго думая, они подхватили старуху и потащили ее в суд.

— Ха-ха-ха! В чем провинилась эта старушенция? — спросили судьи, когда привели Нужду в большую комнату, в которой заседал суд.

Веселые люди рассказали, что старуха заупрямилась, не хочет ни за что смеяться.

Стали судьи совещаться — как быть, какое придумать для печальной старухи наказание. Совещались они, конечно, смеясь и хохоча. Смеялись при этом не только судьи, но и стража, стоявшая у дверей, смеялиcь писцы, записывавшие решение суда, смеялись сторожа, привратники. Одна Нужда не смеялась.

Долго-долго советовались судьи, наконец обратились к Нужде с такой речью:

— Слушай, старуха. Ты лучше раскайся и засмейся. Тогда мы тебя простим. Ха-ха-ха!

Но Нужда с гневом отказалась от такого предложения. Не станет она смеяться. Ни за что не станет! Никогда не смеялась и не будет смеяться. Ее дело печалить людей, и не к лицу ей смех.

— А мы все-таки тебя заставим смеяться, — хохотали судьи. — А не захочешь, накажем тебя со всею строгостью законов Веселого царства.

— Наказывайте! Я ничего не боюсь! — надменно заявила упрямица.

Опять стали совещаться судьи. Словно пчелиное жужжанье повисло в воздухе, так они спорили и гоготали, прерывая постоянно свою речь смехом.

Кончили, наконец, совещанье и вынесли такой приговор:

— Так как старуха, несмотря на все увещания, упрямится и не хочет смеяться, то немедленно выслать ее из пределов Веселого царства и не позволить ей ни минуты оставаться среди веселых людей.

Нужда молча выслушала этот приговор. Но веселые люди, которые привели ее в суд, остались недовольны приговором.