Веселые будни. Дневник гимназистки
Шрифт:
Я, чтобы дать ей место, немного отодвинулась и облокотилась на свою открытую сумку, сижу и смотрю. Вдруг — пуф! — выстрел, потом «бж-ж»… Мокро! Это квас мой разгулялся. Веревочку, которая пробку держит, я перерезала, чтобы на большой перемене долго не возиться. Я постоянно так делаю — и ничего, всегда благополучно стоит. А здесь, как я рукой да боком прилегла на нее да пригрела, квас-то и забеспокоился.
Мой дивный рисунок весь красный — покраснел, бедненький, от стыда за меня, вероятно, — с физиономии моей течет, с Любиной тоже, ее тетрадь также оросило, на полу лужа, на учительском столе и журнале красные кляксы — скандал! Слава Богу, Юлия Григорьевна цела и невредима. И ведь надо же, чтоб это именно на ее уроке случилось!
Но как квас стреляет, подумайте только: где я, а куда пробку отбросило — к Сахаровой! Впрочем, вы не знаете, где она сидит, — на противоположном конце класса. И прямо это ей по носу ударило. Ну, думаю, шишку набило — нет, ничего! А у нее, у бедной и так уже украшение — лоб зашитый. Не знаю отчего, очень меня это интересовало, но неловко же так прямо спросить: «Отчего, мол, тебе лоб зашивали?» Ну, я обиняками разными рассказываю ей, как сама часто хлопаюсь и то там, то там что-нибудь да расквашу.
— А ты? — спрашиваю.
— Нет, я, говорит, падала много раз, но шибко никогда не разбивалась.
Значит, так, верно, и родилась с зашитым лбом.
Прихожу домой; у нас доктор, Володю осматривает. Сказал, что теперь все хорошо и ему можно со следующего же дня начать гулять. Я прохожу, a Володька шепчет:
— Новость, Мурка, рада будешь, то есть как никогда.
— A что?
— Потом, когда доктор уйдет.
Опять жди! Хочу пройти, a тут мамуся меня остановила.
— Будьте так любезны, доктор, пропишите что-нибудь моей девице, a то она побледнела у меня за последнее время, да и голова с утра иногда болит.
Это правда, у меня с чего-то голова разбаливаться стала.
Взял доктор меня руками за голову и ну тянуть за нижние веки, a потом зачем-то зубы смотреть стал.
— Небольшое малокровие, и нервна девица немножко. Поскорей весной на воздух. И овес давайте ей пить.
Ишь чего надумал — овес пить! Еще сеном кормить начнет. Володька, как услышал, обрадовался, дразнится теперь:
— Смотри, Мурка, еще ржать начнешь. Тетя не ошиблась ли, не позвала ли по ошибке ветеринара? Что-то у него приемы больно странные: первым делом в зубы смотреть, потом овса засыпать велел.
— Ну, ладно, поехал. Скажи лучше новость.
— А новость важнецкая — наследник родился.
— A мне что? Был один, теперь два будет.
— Да ты думаешь, у кого?
— Да понятно, не у тебя, a у государя.
— А вот и нет!
— Ну, так у кого?
— У тети Лидуши!
— Ну-у?.. Врешь!..
— Ел боб, не вру.
— Когда? Да нет, врешь! Мамочка, правду он говорит, у тети Лидуши сын? — лечу я к мамусе.
— Правда, Мусинька, вчера вечером родился.
— А как его зовут?
— Да пока никак, ведь его еще не крестили, но назовут, вероятно, Сережей. Тетя очень любит это имя.
Наконец-то! Давно пора было! Но как я рада. Это ужасно-ужасно хорошо! Вот весело теперь будет! A все-таки жаль, что он мне племянником не может прийтись. Так бы хотелось, такой милый, круглый, весь в локонах, бегает за мной: «Тетя! Тетя!»
Понятно, я стала сейчас же упрашивать мамочку повести меня к тете Лидуше, но она ни за что не соглашалась. Говорит, что мальчуган еще слишком маленький, надо обождать несколько дней, теперь его беспокоить нельзя. A мне так хотелось, ведь я никогда в жизни не видела совсем-совсем маленького ребенка, видела только, как на улицах их мамки и няньки на руках носят. Да ведь это издали, и чужие.
Он, верно, милюсенький должен быть, особенно если на тетю Лидушу похож, ведь она такая хорошенькая. Да, но только тогда у него светлых локонов не будет, ведь тетя почти такая же черненькая, как мамочка. Но уж розовый наверняка будет, и глаза большие-большие. Интересно, как его тетя одела, мальчиком или девочкой? Потому что иногда ведь маленьких мальчиков и в платьицах водят. Нет, пусть оденет его в матросский костюм, это страшно мило должно быть, такой малюсенький мужчина.
Надо ему для первого знакомства что-нибудь подарить. Что? Куклу не дашь, ведь мальчик… Отлично! У меня махонький белый барашек есть, его и отнесу. Только бы скорей повели меня туда, так хочется посмотреть!
Светлый праздник. — Будущий Сережа. — Я персона
Опять я сто лет ничего не записывала, все не приходилось. На Страстной неделе мы всем домом говели [71] в одной церкви со Снежиными, но кроме как в церкви с ними не виделись — время ли по гостям ходить?
Люблю я, ужасно люблю Страстную неделю и все приготовления. Так торжественно, пахнет постным маслом, снятками [72] , все в каком-то особенном настроении, даже говорят тихо, ровно, не спеша; все такие кроткие. Даже Дарья с Глашей почти не бранятся, да, правда, и некогда: Дарья печет, месит, и жарит, а Глаша моет, трет, выколачивает. Но и суетятся как-то тихонько, будто на цыпочках.
71
Гове́ть — поститься и посещать церковные службы.
72
Снятки́ — сливки, снятое молоко.
Папочка с мамочкой постятся, но нам с Володей это позволяют только наполовину и заставляют всякий день съедать по тарелке крепкого бульона. Я еще ела свое сено… то есть я хотела сказать, свой овес. Ну и гадость же! И как только бедные лошади могут этим всю жизнь питаться?
Зато мы с Володей отводим душу на икре, копченом сиге [73] , пирожках с грибами и тому подобных вкусностях. Кстати о грибах, Володька-таки не утерпел и изобразил, как две барыни в посту на улице встречаются:
73
Сиг — рыба семейства лососевых.
— Ah, bonjour! — Bonjour, chérie! — Est-ce que vous govez? — Oui, je gove. — Et qu’est-ce que vous mangez? — Des pirogues avec des gribéa [74] .
Только насмешил меня в то время, когда я говела, a разве это хорошо? И то я так боялась, так боялась что-нибудь забыть на исповеди сказать. Уж я припоминала-припоминала, кажется, ничего не утаила, a то ведь это страшный-страшный грех.
Самая интересная суетня началась с четверга вечера: делали куличи, мазурки [75] , и от всякого теста Дарья давала мне по кусочку, так что я сама смастерила и булочку, и мазурку. В пятницу красили яйца лаком семи цветов. У меня неважно выходит, но Володя так размалевал, просто чудо: и цветами, и разноцветными треугольниками, вот как мячики бывают. И такие веселенькие, пестренькие, просто игрушки!
74
Ах, добрый день! — Добрый день, дорогая! — Вы «гове»? — Да, я «гове». — И что же вы едите? — Пирожки с «грибе». Володя опять шутит и вставляет во французские фразы русские слова.
75
Мазу́рка — пирожное, сладкая лепешка продолговатой формы из миндаля, с орехами и пряностями.