Весёлый гном
Шрифт:
– Присаживайтесь, пожалуйста, - предложила она, придвигая своё кресло ближе к столу. – Я так понимаю, что разговор будет о Галине Ушаковой.
Она рассказала им всё, что относилось к событиям этого дня. Они слушали, не перебивая, делая пометки в своих блокнотах, иногда вставляя уточняющие вопросы. Потом один из них спросил:
– Извините, а это не ваш родственник находится в розыске?
– Да, это мой муж.
Они переглянулись.
– Вам не кажется странным, что за полгода в фирме случилось два таких… неординарных происшествия?
– Знаете, я недавно только взялась за ведение дел фирмы, поэтому пока не могу с уверенностью сказать, что здесь странно,
Она подумала, что они уже собрали достаточно информации, потому что не стали долго допекать её расспросами, предупредив, однако, что при необходимости ещё свяжутся с ней. После их ухода она почувствовала, что, пожалуй, устала: голова шла кругом, на душе тяжелым грузом лежало ощущение вины перед Галиной Ивановной, хотя она не могла себя упрекнуть в чем-либо конкретно – не она же, в конце концом, набрасывала ей петлю на шею. Как было бы здорово поехать сейчас домой, залезть в теплую ванну и расслабиться, скинуть с себя проблемы и забыть про всех, а потом почитать что-нибудь легкое, съесть наскоро приготовленный ужин и улечься перед телевизором – и чтобы ни забот, ни тревог. Она уже реально не помнила, как ощущается чувство полной удовлетворенности и гармонии. Давно этого не испытывала. С тех самых пор, как Акимов последний раз привычным жестом поцеловал её в щеку и ушёл на работу.
Она почти до восьми оставалась в офисе, общаясь с партнерами на своем ломанном английском, убеждая и себя и их в правоте своих решений. Брайан оказался словоохотливым мужчиной среднего возраста, готовый, казалось, принять её доводы по оплате, но лишь только она пыталась подтвердить его согласие, как неизменно в ответ слышала непреклонное «no way», и ей приходилось заново объяснять сложившуюся ситуацию. В итоге они всё же нашли компромисс, и из офиса она выходила с чувством исполненного долга.
Её «Глория» одиноко стояла на своём персональном парковочном месте, и Ирина не стала дожидаться, пока прогреется двигатель, а сразу поехала домой. На стоянке её встретили, как обычно, приветливыми и ласкающими её ноги взглядами, но от усталости ни этих взглядов, ни своих ног она уже не чувствовала. Она шла домой по тускло освещенной улице между домами и вдруг поймала себя на ощущении, что за ней кто-то следует. Она обернулась, но никого не увидела: тротуар был пуст, легкий ветерок гонял мусор по обочинам, из окон падал свет на размякшую глину, в которую превратился недавний снег. Ирина прибавила шагу, но чувство преследования её не покидало: это не было отзвуком шагов, это не было чьим-то дыханием за её спиной, но в её голове засело чувство, что за ней наблюдают, пристально смотрят со всех сторон сразу, и она не в силах была укрыться от этого преследования, избежать пронизывающего ока, готового растерзать её душу.
Почти бегом она вбежала в свой подъезд и вызвала лифт, и пока он мучительно медленно спускался, ей всё казалось, что вот-вот распахнется парадная дверь, и вслед за ней ворвется в подъезд нечто, и ей некуда будет скрыться, негде искать спасения, и даже крикнуть «пожар!» не останется ни времени, ни сил; да и кто её услышит, если квартиры в доме располагались только со второго этажа. Она заворожено смотрела на черный металл двери и красный огонек домофона, прислушиваясь к звукам извне, а потом вломилась в не успевшую до конца раздвинуться дверь лифта и остервенело стала нажимать на кнопку своего этажа, и даже внутри кабины, медленно поднимавшейся вверх, она не могла сбросить с себя охватившую её панику, а перед глазами вдруг всплыли туфли и краешек серой юбки, и Ирина, стиснув зубы, принялась заставлять свой мозг не показывать ей остальное – она не хотела представлять себе искаженное в агонии лицо Галины, высунутый в предсмертной судороге язык, закатившиеся глаза и скрюченные пальцы, пытающиеся сбросить с себя острую, как лезвие, тонкую бечевку, впивающуюся в кожу на хрупкой шее. Её руки тряслись, когда она доставала ключи, а потом не могла попасть в замочную скважину, постоянно оглядываясь на темный лестничный пролет, словно ожидая, что вот-вот откуда-то сверху из полумрака вдруг вывалится безжизненное тело, которое будет раскачиваться на веревке в посмертном ритме безжизненного маятника.
Дома она с облегчением выдохнула. А, пройдя в гостиную и включив свет, вздрогнула – в кресле сидел Акимов.
Он выглядел похудевшим и осунувшимся, с щетиной и нечесаными светлыми волосами, доходившими почти до плеч. В глазах был блеск ожидания и неуверенности.
– Не пугайся. Это я.
Ирина молча сползла по стене на пол.
– Это ты?
Он молча кивнул.
– Сегодня Галя… - начала было зачем-то она.
Он встал с кресла, подошёл и уселся рядом на пол. Ирина смотрела на мужа и не могла понять, что же происходит в её душе – усталость, отчуждение, радость?
– Ты где был?
Он смотрел на неё долго и ласково.
– Уже не важно. Я не был с другой женщиной, и не был с другим бизнесом, - он погладил её по щеке. На кончиках его пальцев застарелые заусенцы слегка скребли её кожу. Но было приятно. И тепло.
– Я стала настоящей бизнес-леди. Только ничего не получается, - сказала она.
Он погладил её волосы.
– Ты молодец.
Она в этом искренне сомневалась. Но это было, впрочем, не важно.
– Ты больше не уедешь в филиал?
Он помолчал и ответил:
– Я больше никуда не уеду. Без тебя.
На душе у Ирины стало спокойно. Она почему-то была уверена, что так оно и будет – он никуда больше не уедет.
– А Галя..?
– Я знаю. Но ничего не мог сделать. Ты мне веришь?
– Да.
– Тебе страшно?
– Уже нет.
Ирина положила голову на плечо мужа. От него пахло потом и луком – он давно не был в душе.
Теперь она знала, что всё будет нормально. Только дома сидеть ей уже не придётся. Дома она уже не высидит. А завтра Акимов наверняка разрешит все вопросы.
Он поднялся на ноги, затем подхватил её и понёс из комнаты по коридору.
– Я сто лет не принимал ванны…
– Я тоже, - ответила она и впервые за многие месяцы расслабленно улыбнулась…
Через час он сидел в кухне напротив неё, макал в сметану наспех сваренные пельмени, отправлял их в рот и между делом говорил:
– У меня просто не было возможности ни передать сообщение, ни как-то иначе с тобой связаться. Да и нельзя было – если бы они заподозрили, что ты в курсе происходящего, тебя бы просто убрали. Пока Галина имела доступ ко всей информации, я не мог и носа показать из этой норы.
– А много она… вывезла?
– С каждого нашего платежа, по моим сведениям, от четырёх до десяти процентов. Вывозить-то ничего и не надо было – капал гонорар в одном из банков на Кипре. Эти ребята контролировали треть всех операторов на рынке, и я подозреваю, что наш Вадим тоже не так прост, как кажется, но им чуть позже займёмся. Те двое «оперов», что к тебе заходили сегодня – это так, честно сказать… я попросил, чтоб убедиться, что с тобой всё гуд.
– То есть Ушакова сама выбирала, какие платежи куда в первую очередь направлять? А я, дура наивная…