Весеннее чудо для мажора
Шрифт:
Мотнул головой, разминая шею, и бросился на него.
Может, нужно подняться к Вику?
— Нет, нет, Андрей же просил не вмешиваться, — обняла я себя за плечи.
«Не попросил, а приказал» — недовольно напомнил внутренний голос, и возмущение во мне снова подняло голову. Ну вот как можно приказывать мне, самостоятельной личности?
А с другой стороны, наверное, для Андрея это важно. И он пообещал, что и ко мне будет прислушиваться, если я буду иногда делать так, как
Мама вот самостоятельная у меня. И папа в ней человека видит, но… она тоже иногда его слушается. И его «нет», значит «нет». Твердое и безоговорочное. Закон. Табу. И папа отвечает маме тем же — иногда и она твердо стоит на своем, и папа уступает.
Наверное, это и есть правильно — уступать друг другу, на компромиссы идти, а не бодаться по мелочам.
— Останусь ждать, — нервно проговорила я, постукивая по коврику.
В машине тепло, на улице тоже, а мне холодно. И предчувствие гадкое. Муторное. Андрей вроде шуточки шутит, и вообще — душа компании, но он и звереет быстро. Мне даже девчонки говорили, чтобы я с ним не встречалась. Такой, говорили, бить будет, он вообще без башки. Но нет, девчонок Булатов не обижал, а меня только подзуживал шутками и подколами. Не более.
И не дурак он. Ничего Вику не сделает. Ну пару раз по лицу даст, и все. Может, вывих какой организует, и добавит пару ссадин. Да и Вик… ну ведь наврал он, так ведь? Гадостей мне наговорил, теперь-то понятно, что все это — вранье.
Но раз Вик солгал, то и я заслужила помучиться в неизвестности, раз поверила ему?!
Застонала, откинула голову на сидение, и закрыла глаза, чтобы не пялиться все время на часы. Так сидела, и считала про себя секунды. Затем минуты. Путаясь, сбиваясь, но выправляясь в счете.
— Все, кудрявая, — разбил тишину довольный голос Андрея.
Он спокойно сел за руль, руки мокрые. Обтер их о футболку, и подмигнул мне.
— Ты его…
— Избил. И доходчиво объяснил, что будет, если еще раз увижу его в радиусе ста метров от тебя. На примере показал, что будет. Думаю, теперь дошло, — Булатов размял плечи, и завел машину.
Крови на нем нет. Лицо довольное, расслабленное. Но…
— Ты же не перестарался там?
— Сдержался, Лиз. Жить этот кретин будет. Возможно, долго. Если к тебе подкатывать не будет. Ну что, тебя поучить водить?
— Потом, поехали отсюда скорее, — нервно рассмеялась я.
Вот мужики! Ну почему слова никто не понимает? Почему нужно силой всегда мериться?
Булатов включил радио, поморщился, и выбрал другую волну со старым южным рэпом. Так мы выехали за город — слушая песни, и молча.
— Лиз, если вдруг снова начнешь сомневаться во мне, если кто-то наплетет какой-то бред, что ты будешь делать?
— Я все поняла уже. Не совсем же дура! Только сделай одолжение, не являйся ко мне с помадой на шее и других местах — тут
— Поверь, изменять я тебе не буду. Жизнь дорога, — хохотнул он. — Да и однолюб я, как оказалось. Однолюб и одноёб…
— Андрей! — крикнула возмущенно, и, одновременно с хохотом — ну и пошляк же!
— Кстати, о последнем, — Булатов свернул к старой, неработающей заправке, и заехал за нее. — Давай-ка, кудрявая, на родину!
Он похлопал себя по бедрам.
— Прямо здесь?
— И сейчас, — оскалился Андрей, и отстегнул мой ремень безопасности. — Хочу уже получить свой сюрприз. До дома терпеть не собираюсь.
Не могу я не смущаться, хотя чего только между нами с Андреем не было. Встречались мы недолго, но недотрогу я из себя не строила, и не пожалела об этом ни разу. А Вик… все равно стыдно немного перед ним — я ведь заменить Андрея пыталась, его представляла, и все равно не то было. Вообще. Год с ним провела, но даже слабого влечения не смогла почувствовать. А уж так, как с Андреем — чтобы кровь кипела, чтобы сердце из груди выскакивало, чтобы злил и восхищал, чтобы хотелось и отдаться ему, и прибить… такого не было.
Наверное, ни с кем другим и не будет.
Я тоже однолюб, и одно-то-самое-матерное-слово.
— А если кто-то увидит? — прикусила губу, но оседлала его бедра.
— Пусть смотрят. И завидуют, — шумно выдохнул Андрей.
Он опустил руки мне на талию — ладони большие, теплые, как обычно разбитые. Греют меня сквозь футболку, обжигают. Как и его дыхание — шумное, ошпаривающее мою кожу.
Черт, нужно было не футболку с джинсами надевать, а что-то соблазнительное, наверное.
— И тебе все равно, если на меня будет смотреть какой-то извращенец? — изогнулась, и сняла футболку.
Да! Его взгляд, черт возьми! Он стоит даже позора, если нас застукают! То, как Андрей смотрит на мою грудь, не скрытую, а наоборот, выставленную напоказ этим жутким бельем.
— Ты же со мной. И так будет всегда, Лиза, — он резко притиснул меня к своему торсу, заставил выгнуться в талии, и накрыл ртом грудь.
Поцелуй жесткий, чувствую, как мокнет прозрачная ткань лифа под губами Андрея. Соски призывно встают, а в теле… в теле дрожь. Чувственная, заставляющая сходить с ума, и желать большего — всего, чего может мне дать Андрей.
— Только попробуй еще с кем-то связаться, кудрявая. Убью, поняла? — рыкнул он, и прикусил сосок в наказание.
— Ай! Больно, — зашипела, и… застонала.
Больно, и офигенно хорошо. И Андрей это понял — снова накрыл грудь влажным, нежным поцелуем, и прикусил, отнюдь не легонько, а очень даже ощутимо. Острое чувство — боль простреливает, а за ней приходит волна наслаждения. От его языка, от того, что грудь влажная, от его губ и зубов.
От того, что я промежностью чувствую его эрекцию.