Шрифт:
Георгий Ланской
Божий промысел
Горячие струи воды били прямо в лицо. Ванная медленно наполнялась паром, прогревая роскошный, но при этом неуютный интерьер. Все здесь было чересчур вычурно, напоказ, из категории «дорого-богато»: золоченые краны, вензеля на унитазе, мраморные херувимчики по углам, слепо взирающие гипсовыми глазенками на мир. Работать в таких хоромах невыносимо, жить – тем более, на это способны лишь люди с тотальным отсутствием вкуса. Я к таковым не принадлежу, но в данном случае выбирать не приходилось. Приходилось терпеть. Я даже подумал: не спеть ли мне что-нибудь для удовольствия? Но от этой затеи пришлось отказаться. Я и без того немузыкален. На уроках пения мне одному велели молчать и загадочно улыбаться, хотя душа рвалась наружу. Учительница затыкала уши, приходила жаловаться, загадочно объясняя все научным словом «мутация», а потом уходила, окрыленная успехом, напившись чаю с булками. Мама плакала и пила валокордин, отец фальшиво сокрушался, радуясь, что теперь точно отдаст меня в Суворовское училище. В результате мечты родителей не осуществились. Я не покорил музыкальный олимп и не стал военным. Так что сейчас вокальные экзерсисы стали бы перебором. Внутренний голос подсказал: никто их не оценит.
За дверью что-то тихо звякнуло. Я поспешно выключил воду, обмотал бедра полотенцем и вышел.
У дверей стоял чемодан. Хорошенький такой чемодан, веселой розовой расцветки, с золотистым брелоком на ручке. На кровати валялась легкая белая курточка, а у окна лениво расстегивала платье рыжеволосая красавица, томно потягиваясь, словно сытая кошка. Платье слезало неохотно, прилипая змеиной кожей к округлостям, которых было слишком много.
Весна на сегодня словно забыла, что календарно уже пришла. Расставленные по холлу отеля букетики мимозы ненавязчиво намекали мужчинам, что главный праздник женщин вот-вот наступит, но на фоне непогоды намеки выглядели неубедительно. За окном снова падал снег, да такой сильный, что редкие вороны в нем вязли, отряхивая тяжелые крылья. Красавица снимала платье, не обращая внимания ни на ворон, ни на меня, что даже обидно, учитывая мой рост, пресс и мужественный подбородок с ямочкой. Я шаркнул ножкой и кашлянул.
Красавица обернулась, взвизгнула, сделала двойной тулуп, умудрившись моментально влезть в платье и застегнуть его до самых бровей, как арабская жена.
– Вы кто? – спросила красавица испуганно. Я выразительно помолчал, глядя на красиво вздымающуюся грудь. Когда молчание стало совсем неприличным, ответил без особого любопытства, дабы показать свою значимость:
– А вы?
Девушка выразительно поглядела на мое полотенце, нахмурилась и строго осведомилась:
– Какого черта вы делаете в моем номере?
– Это не ваш номер.
– Не мой? А чей? Неужели ваш? – издевательски протянула она и повела подбородком, охватывая территорию номера по вытянутой синусоиде. Я снисходительно улыбнулся.
– Ну… Не то чтобы совсем мой, но вы к нему точно никакого отношения не имеете.
Кажется, эта фраза ее если и не сразила наповал, то явно заставила призадуматься. Девушка осторожно села на краешек кровати, придерживая платье, рассеянно огляделась по сторонам, а затем, ловко вывернув руки, умудрилась застегнуть молнию на спине. Я даже хотел поаплодировать такой элегантной ловкости, но она вновь заговорила, и на этот раз в ее тоне не было прежней нахальной уверенности.
– Ничего не понимаю… – медленно произнесла девушка, с сомнением поглядев на мое полотенце, из-под которого торчали волосатые ноги. – Что вы все-таки тут делаете, и где мой Пусик? Какого черта я ехала в такую даль, отменила маникюр, укладку… Господи, да разве вы это поймете? Так вот, я притащилась к черту на рога, чтобы увидеть Пусика, и вместо этого вижу в его номере голого мужика…
Голос красавицы начал медленно вздыматься до визга, и, как только у меня засвербело в ушах, я подхватил валяющийся в кресле халат, неторопливо размотал полотенце и стал медленно одеваться. Девушка захлебнулась криком и посмотрела на меня не без интереса.
– А вы ждали увидеть тут Пусика? – лениво спросил я.
Она поморгала, а глаза налились слезами, крупными, как орехи, и от этого мне стало ее невероятно жалко, а гипотетическому Пусику, которого знать не знал, сразу захотелось дать в морду, но потом до меня дошло. Я сел рядом и даже погладил ее маленькую ручку. Она ее не отдернула, что уже было хорошо.
– Кажется, я начинаю понимать, – произнес я.
Вот теперь она руку выдернула, посмотрела с ехидством и с таким же ехидством сказала:
– Ну, наконец-то. Может, попутно и мне объясните?
Ехидство в обмен на протянутую руку помощи было обидно, потому я завалился поперек постели на бок, подпер голову рукой и с любопытством поинтересовался, разглядывая ее спину, узкую и красивую, переходящую в длинную шею с двумя родинками у самой границы курчавых волос:
– Как вас зовут?
– Анжелика, – ответила она и тут же ощетинилась. – А вам зачем?
– Видите ли, Анжелика… Кажется, мы с вами собратья по несчастью, ну, или коллеги, если так вам будет приятнее.
Поскольку она сидела спиной ко мне, выражать таким образом гнев было затруднительно. Пришлось развернуться, что она и сделала, не потеряв элегантности. Свет бесконечного весеннего неба заливал ее, превращая в богиню.
– Какие коллеги? Какое несчастье? Что вы несете? – сварливо спросила богиня.
Я пожал свободным плечом и улыбнулся:
– Видите ли… Я тоже прибыл сюда на крыльях любви, мечтая, так сказать, слиться в экстазе. Сами понимаете: весна, гормоны хлещут через край…
Тут она и вовсе вытаращила глаза, а на меня посмотрела с ужасом.
– Гормоны? С Пусиком? – произнесла Анжелика, хватая ртом воздух, а потом добавила с возмущением: – Ну, знаете ли…
Я позволил себе оскорбиться:
– Ну почему же с Пусиком? За кого вы меня держите? Я что, похож на таких?
Анжелика скривилась.
– Вообще, не очень, но я слышала, что «такие» очень ловко это скрывают. У меня вот визажист из «таких», по нему очень заметно, а вот его бойфренд вполне себе брутальный бородач, этакий лесоруб на выпасе. Ручищи – как канаты…
На этот раз она замолчала вполне себе мечтательно, видимо восторгаясь руками лесоруба, а потом перевела взгляд на меня и нахмурилась, вспомнив, что вообще-то тут не одна. Я немедленно воспользовался ситуацией:
– Милая Анжелика, давайте отвлечемся от ваших лесорубов. Я приехал не к вашему Пусику, а к своему, точнее, своей. И, если я правильно понимаю, к супруге вашего.
– К супруге? Но…
Вот тут ее повело. Анжелика захлопала ресницами, а глаза мгновенно налились слезами, крупными, как тунгусский метеорит. Ее губы затряслись от обиды, и выглядела Лика в этот момент такой потерянной, что мне захотелось прижать ее к груди и утешить всеми доступными способами.