Весенний шум
Шрифт:
Маша всхлипнула от жалости к самой себе. Вот тебе и друг, и спутник жизни… Самый обыкновенный эгоист.
— Ну, чего ты не спишь? — спросил он, очутившись неожиданно рядом с нею.
Она не ответила. Что было отвечать? Сам знает. Она отвернулась от него, чтобы он не видел печальной гримасы на ее лице.
— Ну, не надо! — сказал он ей беспомощно. Он понятия не имел, как утешают плачущих женщин. И так как она продолжала молчать, отвернув заплаканное лицо, Костя тихонько повернул ее лицо к себе обеими руками и принялся
— Пойми, я не могу не ненавидеть это гнусное животное, — начал он, когда порыв нежности прошел. — У него все похабное — и нос, и губы, и глаза, мокрые, масляные глаза. Я готов был ударить его, когда узнал, что это он… Пойми, мне очень больно знать, что ты принадлежала ему. Ведь не силой же он действовал!
— Не силой…
Костя замолчал. До этого вечера он просто не знал, что такое ревность. Никогда не испытывал. Сейчас ревность мучила его, доводила до неистовства.
— Но ведь это прошлое, — сказала Маша, присев на постели. — Я не скрыла от тебя ничего. Если ты будешь всегда так возмущаться, увидев его… Ну, положим, мы постараемся не видеть его, он не нужен ни мне, ни тебе. Сам он вовсе не претендует на встречи с Зоей…
— Я привязался к твоей девчонке, я не хочу знать, что у нее есть какой-то отец! Разве он отец! Он, который и о денежных-то своих обязательствах не помнит, не то что о моральных!
— Он не будет мешать, он лишен всяких родительских чувств, — успокаивала Костю Маша. — Пока я учусь, я не могу отказываться от алиментов, а потом откажусь. Ему не напомни, он и не пришлет.
— Я люблю тебя, Машенька, я не могу делить тебя с кем-нибудь… даже в прошлом! — воскликнул Костя.
— Но ведь и у меня нет никого, кроме тебя… Ты же видишь, ты знаешь…
Они уснули обнявшись. Только под утро он тихонько встал и перебрался к себе, на свой узенький диванчик.
Казалось, гроза миновала. Но это было только первое испытание.
Придя однажды домой раньше Маши, Костя услышал телефонный звонок и снял трубку.
— Можно Машеньку? — спрашивал мягкий, высокий мужской голос.
— Марии Борисовны нет дома. Кто спрашивает?
Но ответа не последовало, трубку повесили.
Поклонники! Конечно, у такой женщины не могло не быть поклонников. И ему, Косте, всю жизнь придется прожить с опасениями, с тревогой в душе.
Вечером он снова встретил ее злой и молчаливый. Он ничего не сказал ей, он просто молчал, сжав губы. Маша уже знала, — так он сердится. Вот за что только сердится — не угадать. А он не скажет.
Маша приготовила ужин, уложила Зоеньку. Сели за стол. Костя молчал, играя желваками щек. Еда ему не нравилась.
Раздался телефонный звонок. Маша встала и подошла к телефону.
— Здравствуй, Осенька! Второй раз? Мне никто не говорил, что ты звонил. Как твои успехи? Еще не женился? Да, меня можешь поздравить, но свадьбы мы не праздновали. Сейчас мы оба очень заняты, отпразднуем позже, когда свободнее будем. Приезжай в воскресенье вечером, я тебя познакомлю.
Напряженная гримаса исчезла с Костяного лица, он понял, что звонил Ося, а про Осю Маша рассказывала ему не раз. Впрочем, кто там знает, так ли все было невинно в их отношениях… Надо посмотреть еще, каков этот Ося с виду.
Во всяком случае, с этой минуты Костя обрел дар речи.
В воскресенье вечером, перед приходом Оси, Маша попросила Костю сходить в булочную купить ситного с изюмом и какого-нибудь печенья. Костя ушел.
Именно в этот момент приехал Оська Райкин. Дверь ему открыл Сева. Маша не слышала звонка, наводя порядок у себя в дальней комнате.
Она стояла в глубине комнаты, как вдруг дверь распахнулась и Ося, перемахнув комнату двумя шагами, оказался рядом с Машей. Он быстро обнял ее и запечатлел на лбу такой необычайно нежный и долгий поцелуй, каких прежде за ним и не водилось.
Оторвавшись от Маши, Оська торжествующе оглянулся: в комнате никого не было. Вызов, который он хотел бросить новому неожиданному сопернику-победителю, пропал втуне.
— Ты в своем уме? Кто тебе позволил? — спросила Маша возмущенно. — А что, если бы муж мой стоял вот тут рядом? Видно, на это ты и рассчитывал… И не стыдно?
— А что же мне остается? — спросил Ося тихо и печально. — Если бог не дал тебе сердца и глаз и если ты так бесцеремонно поступаешь со мной в течение вот уже пяти лет, что же мне остается?
— Я прошу тебя больше не позволять себе такой наглости. Ты можешь доставить мне столько слез, такие огорчения, что ужас. Ведь он вообразил бы, что у нас с тобой черт знает что… А за что мучить его?
Оська сел на диван, поглаживая свои кудлатые светлые волосы.
— А меня мучить льзя? Его нельзя, а меня льзя?
— Ося, у тебя есть Рыжая, и не разыгрывай влюбленного. Того и гляди, женишься, а делаешь вид, что неравнодушен и ко мне.
— Извини меня, Маша, но ты — дура, — ответил он печально и растерянно.
Он поник и сидел молча. Всё в этой комнате было знакомо ему. Особенно хорошо была знакома детская металлическая кроватка Зои: какой-нибудь год тому назад, когда Маша решила, что Зоя выросла и может вылететь из подаренной студентами деревянной плетушки, встала проблема новой кровати. Получив очередную сумму от Семена, Маша решила тут же купить новую кровать. Но денег хватало в обрез только на покупку, а никак уж не на доставку.
Выручили Сева и Ося. Они пошли с Машей в ближайший мебельный магазин и втроем принесли покупку. Кровать оказалась страшно тяжелой. Сева нес ее вдвоем с Осей, а Маша тащила то, что было ей под силу — два железных прута и сетки, которые нужно было натянуть на эти прутья.