Весенний снег
Шрифт:
На этом чувстве Алая зиждется специфическая концепция времени. Она связана с представлением об одномоментности и взаимосвязи причины и следствия. Учение виджнаптиматраты считает, что законы существуют (на самом деле они продукт сознания) только в настоящее мгновение, следующее мгновение отрицает, разрушает их. Одномоментность причины и следствия тоже существует только миг, в который каждое есть и причина, и следствие, но в следующий момент они вместе исчезают, а в следующий — опять рождаются, и каждое в этой взаимосвязи выступает и как причина, и как следствие. Время возникает в результате того, что каждый миг уничтожается существующим. Миг за мигом,
Хонда чувствовал, как его затягивает разверзшаяся пучина; сейчас его дух естественника дремал, и под градом сыпавшихся на него незнакомых буддистских понятий сам он не находил душевных сил, чтобы внимать объяснениям или высказывать сомнения по поводу излагаемых концепций, например, как же разграничить причину и следствие, если нет исходной точки, или как определить тождественность причины и следствия в некий момент времени — существующее в этом противоречие может оказаться главным элементом, формирующим само время… Кроме того, Хонду раздражало непрерывное поддакивание старицы, которая постоянно вставляла "истинно так", "все, как вы говорите", он только отметил про себя "30 заповедей виджнаптиматраты" и "учение Махаяны", собираясь их внимательно изучить, а потом задавать вопросы. Хонда не понимал, как эти запутанные теории, которые излагала настоятельница, связаны с судьбой Киёаки и их собственными судьбами, эти теории напоминали ему луну, бросающую с неба, из бесконечного далека, свой свет на поверхность пруда.
Хонда поблагодарил настоятельницу и тут же покинул Гэссюдзи.
55
В поезде, который вез их в Токио, тяжелое состояние Киёаки не давало Хонде покоя. Он хотел как можно скорее добраться до места и даже не помышлял о занятиях. Когда он смотрел на Киёаки, так и не получившего желанного свидания, заработавшего тяжелую болезнь и теперь лежащего в вагоне поезда, увозившего его в Токио, острое раскаяние терзало душу. Правильно ли он поступал, помогая другу?
Через некоторое время Киёаки задремал, и Хонда, с тяжелой от бессонницы головой, предался своим мыслям. Проповеди, которые он дважды слышал от настоятельницы Гэссюдзи, произвели на него совершенно разное впечатление. Услышанная осенью позапрошлого года первая из них была для него как глоток свежей воды, Хонде она казалась сродни страсти, и он мечтал, чтобы его душа была бы так же тесно связана с миром; потом в своих интересах к праву он дошел до законов Ману с их идеей круговорота человеческой жизни, но услышанная сегодня утром вторая проповедь являла собой загадку: ему лишь показали ключ к разгадке, и полная тайн загадка стала еще неразрешимее.
Поезд должен был прибыть в Симбаси в шесть часов утра. Уже светало, вагон наполняло спящее дыхание. Опустившись на полку напротив Киёаки и наблюдая за ним, Хонда собирался бодрствовать дальше. Он раздвинул занавески, отгораживающие постель, и, готовый в любую минуту, если потребуется, помочь больному, смотрел через стекло на ночную равнину.
За окном разлилась глубокая тьма, небо заволокли тучи, очертания гор были размытыми, и хотя поезд определенно двигался, сумрачный пейзаж не менялся. Порой небольшие огни крошечными фонариками разрывали мрак, но по ним нельзя было сориентироваться. И мнилось, что эти грохочущие звуки издавал не поезд, а сама бесконечная тьма, окутавшая бегущий по рельсам
Перед тем как окончательно покинуть гостиницу, Киёаки что-то быстро написал на листе грубой почтовой бумаги, видно, взятой у хозяина, и отдал сложенный листок Хонде с просьбой передать матери — Хонда заботливо спрятал записку во внутренний карман кителя. Сейчас, чтобы убить время, он вытащил ее и прочитал в слабом свете лампы. Карандашные строки, написанные дрожащим, непохожим на обычный почерком. У Киёаки почерк всегда был неважным, но твердым.
"Мама, я хочу, чтобы ты кое-что отдала Хонде. Это дневник снов, он лежит у меня в столе. Хонда любит такие вещи. Другим это неинтересно, поэтому обязательно передай его Хонде. Киёаки".
Было ясно, что он слабыми, непослушными пальцами писал это как завещание. Однако в завещании он должен был бы написать какие-то слова для матери. А он просто давал ей деловое поручение.
Больной издал мучительный стон, Хонда сразу спрятал листок и поднялся к полке напротив, всматриваясь в лицо Киёаки.
— Что?
— Грудь болит. Будто мечом пронзает. — Киёаки выговорил это, трудно дыша. Не зная, что делать,
Хонда хотел слегка помассировать ему правую сторону груди, но лицо Киёаки в слабом свете фонаря исказилось от боли.
Но все равно это лицо было прекрасно. Страдания придали ему непривычную одухотворенность, на лице обозначились острые углы, оно казалось отлитым из бронзы. Чудесные глаза увлажнились от слез, страдальчески сдвинутые брови вытянулись в сплошную линию и выглядели еще мужественнее, а потому еще печальнее мерцали черные капли зрачков. Великолепной формы крылья носа трепетали, будто силились что-то уловить в воздухе, между пересохшими губами жемчужным светом поблескивали зубы. Через некоторое время боль немного утихла.
— Может, поспишь. Тебе лучше поспать, — сказал Хонда. Ему показалось, что на лице Киёаки, отмеченном страданием, проступила радость человека, увидевшего то, что другим созерцать не дано, что-то высшее в этом мире. На секунду мелькнула подавленная чувством стыда и угрызениями совести зависть к другу, которому открылось неведомое. Хонда слегка потряс головой. Печаль гнула его к земле, тревожили непонятные ощущения, тянувшиеся нескончаемой нитью. Киёаки, провалившийся было в сон, вдруг открыл глаза и протянул Хонде руку. И, сильно сжимая руку друга, сказал:
— Я сейчас видел сон. Мы встретимся. Обязательно встретимся. Под водопадом.
Хонда решил, что мысли Киёаки бродят по усадьбе и он вспоминает водопад в одном из уголков своего огромного сада.
Через два дня после возвращения в Токио Мацугаэ Киёаки умер. Ему было двадцать лет.
Юкио Мисима
Весенний снег
первая книга тетрологии
"Море Изобилия" [39]
39
"Море изобилия" — повествование о мечтах и перевоплощениях, в нем я опирался на "Повесть Хамамацу тюнагон". Название соответствует латинскому названию одного из лунных морей и в источнике выглядит как Mare Foecunditatis. (примечание автора)