Весенняя ловушка
Шрифт:
— Тебе зачем? — недружелюбно спросил мужчина.
— Когда вы потеряете сознание или, не дай бог, умрете от потери крови или заражения, я же должна буду кому-то об этом сообщить? — непринужденно проговорила Вася, и добавила, мстительно улыбаясь. — Или предпочитаете быть похороненным, как неопознанный труп?
— Марат, — серыми губами произнес он.
— И все?
— Тебе хватит. У меня другие планы на свою смерть.
— Хватит, так хватит. Не могу сказать, что мне приятно знакомство с вами. Но, к сожалению, в том, что случилось, есть и моя вина. Понимаю,
— Я подумаю, — через силу усмехнулся он. — И раз мы начали знакомиться, может, ты тоже назовешь свое имя?
— Ну, уж нет, — покачала головой Василиса. — Не зная моего имени, вам будет труднее меня найти, если вдруг вы надумаете устроить мне неприятности. Что-то подсказывает мне, что мое раскаяние должного впечатления на вас вовсе не произвело.
Наезженная колея, ведущая к деревне, изобиловала мелкими рытвинами и кочками, не позволяя прибавить скорость. Проезжая мимо брошенных рядом с дорогой своих саней, Василиса с сожалением мазнула по ним взглядом, но не стала останавливаться. Сюда можно будет вернуться позже. Марат перестал прикладываться к бутылке и полулежал на сиденье с закрытыми глазами.
Три десятка старых бревенчатых домов Крутояра дымили своими трубами на фоне чистого голубого неба. Главная дорога, когда-то заасфальтированная, сейчас выглядела, словно после минометного обстрела.
Когда-то, еще при Союзе, областные власти решили, что огромная территория с заливными лугами и тенистыми рощами, огороженная естественными преградами: с трех сторон реками, а с четвертой болотами, идеально подойдет для свободного выпаса породистых лошадей и адаптации их к суровым зимам. И не жалея бюджетных денег основали на холме конезавод.
Советский Союз развалился, приватизированный конезавод быстро пришел в упадок. Лошадей распродали, конюшни растащили на стройматериалы. А люди остались…
Работы в деревне почти не было, местное трудоспособное население потихоньку потянулось на заработки в соседние города. Зимой в Крутояре постоянно проживали только неработающие пенсионеры и семьи мужиков, зарабатывающих на ловле рыбы. Летом деревня немного оживала, наполняясь любителями речной ловли, да и просто желающими провести отпуск на фоне живописной природы.
Неприметный вход в медчасть располагался с торца длинного, приземистого здания сельской администрации. Тут же, только с главного входа, по центру здания, было и почтовое отделение, работающее один день в неделю и вечно закрытый кабинет участкового, и кабинет председателя.
Площадь перед администрацией оказалась единственно чистым местом, с ровным асфальтом. Справа от площади приютился одинокий сельский магазинчик, в котором вопреки всем санитарным и пожарным нормам продавалось все, что может понадобиться, начиная от продуктов и заканчивая таблетками от головной боли и пластиковыми цветами для кладбища.
Прямо напротив администрации стоял огромный сруб. В нем когда-то размещался сельский клуб. Василиса еще помнила,
Василиса подъехала вплотную к медчасти. Замка на двери нет, уже хорошо — значит Захаров здесь.
Пассажир продолжал лежать с закрытыми глазами, грудь мерно вздымалась. Пока живой, сделала утешительный вывод Вася, и поторопилась за помощью.
В прихожей, старые деревянные стулья, на которых обычно сидели, ожидая приема, местные пенсионеры, стояли пустыми. Вешалка в углу блестела голыми, зализанными крючками. Все четыре белые двери без всяких указателей, ведущие из коридора в кабинеты, были наглухо закрыты.
— Михаил Петрович, вы здесь? — прокричала в пространство Василиса.
— Проходите, — глухо послышалось из-за ближайшей двери. — У меня свободно.
Василиса шагнула в кабинет. За столом, спиной к большому окну, сидел Захаров. Седой, с яркими голубыми глазами, он был похож на доктора Айболита из советского мультфильма. Только вместо белого халата на плечах его висела коричневая дубленка из овчины, а из-под стола торчали ноги в стоптанных валенках.
— Как ты удачно успела, — проговорил он, растирая руки. — Я, уж было, собрался домой. Замерз, как собака! Котел в кочегарке опять сломался, отопления нет и когда будет — неизвестно. Скорей бы уже лето. Ну, что у тебя стряслось?
— Несчастный случай, Михаил Петрович. Без вашей помощи никак не обойтись.
— Кто? — обеспокоено спросил Захаров.
— Проезжий.
Доктор, без лишних слов, на ходу выдернув из пачки синие смотровые перчатки, быстро вышел из кабинета вслед за девушкой. Не теряя времени даром, он распахнул дверь автомобиля. Пары секунд ему хватило, чтобы оценить обстановку.
— Когда жгут наложили? — спросил он, обернувшись на Василису. Она растерянно пожала плечами. Час? Два? Она не смотрела на часы. Ей казалось, что из рощи они выбиралась пол жизни.
— Минут тридцать, — вместо нее ответил Марат, очнувшись, то ли ото сна, то ли придя в сознание и, подтянувшись руками за спинки сидений, сел.
— Нормально. Ногу чувствуешь? — спросил Захаров, пытаясь нащупать узел на жгуте. Свернувшаяся кровь потемнела и склеила в одно месиво белый шарф и ткань брюк. На светло-бежевой кожаной обивке заднего сиденья под раненной ногой расползлось обширное, бурое, липкое пятно.
— У нас не столица — каталок не держим. Так что, извини, придется шуровать своим ходом, — Захаров протянул Марату руку.
Поддерживая Марата с обеих сторон, Василиса и Михаил Петрович зашли в медчасть. Захаров распахнул перед ними последнюю дверь.
Посреди кабинета стояла высокая смотровая кушетка, обтянутая серой виниловой кожей. Вдоль стены выстроились белые шкафчики со стеклянными дверками и с множеством стеклянных же полочек внутри. Большая часть полочек сияла пустотой.
— Не уходи, помощь твоя понадобиться, — велел Михаил Петрович Васе. Она послушалась, осталась, несмотря на огромное желание сбежать.