Весьма опасная игра
Шрифт:
Потом мы расстелили спальный мешок на дверном пороге, сели на него и стали пить то, что получилось.
Ветер затих, среди суровых елей, хаотически разбросанных вокруг, воцарилась тишина и неподвижность, сродни затаенному дыханию, так вызывающая чувство одиночества.
– Ты любишь эти края? – спросила она.
– По-своему. Что-то вроде спокойных и основательных взаимоотношений без восторгов и громких восхвалений.
– Я чувствую, что эти леса в известные моменты могут быть изумительно колдовскими и таинственными.
Она задумчиво смотрела куда-то вглубь чащи, и я знал, что в его дебрях она видит своего брата; небольшую, плотную фигуру, которая всегда в полной гармонии с самим собой; видит, как он шагает с ружьем наизготовку, ведя какую-то собственную игру, пытается преодолеть дремучее, враждебное противодействие леса.
Я подлил себе виски в кофе.
– Исключительно таинственными. У лапландцев в ходу поверий в шаманов, ведьм и знахарей не меньше, чем в Конго.
Глядя на лес, я сделал маленький глоточек из банки. У меня было двойственное чувство к Лапландии. Я любил это вечное спокойствие деревьев, но вместе с тем был лишен всяческих амбиций, чтобы претендовать на исконно-врожденное чувство любви к нему, свойственное аборигенам. А летая над лесом, видел в нем огромное пространство, на котором невозможна аварийная посадка, и даже те просветы, которые вроде могли подойти для срочного приземления, оборачивались или огромными оврагами, или грудами валунов.
Миссис Бикман осведомилась:
– Значит, теперь ты собираешься бежать. За что тебя преследуют?
– Нокаутировал двух полицейских, захватил и угнал такси... Вы видели Никонена – зачем я ему нужен, он сказал?
Она слегка пожала плечами.
– О, тебя застукали с неким трупом, и ты исчез до окончания допроса.
– Да, так и было.
Я погладил кончиками пальцев ту сторону лица, которая тоже стимулировала кое-какие вопросы.
– Они подозревают тебя в убийстве?
– Не думаю. У меня не было оружия, из которого его убили, и я подкинул недурную версию, что пытался сообщить о случившемся, но телефон был неисправен.
– А он был неисправен?
– Конечно. Я сам его вывел из строя, когда понял, что меня вот-вот возьмут. – Я отхлебнул виски с кофе. – Нет, меня преследуют совсем не потому. Но задержание меня на месте преступления дает прекрасный повод загнать иголки мне под ногти. Они предполагают, что я кое-что знаю о происходящих здесь делах.
Она повернулась ко мне, удивленно приподняв брови.
– Ну хорошо, а что здесь происходит?
Я закурил и глубоко затянулся.
Беседа продолжалась.
– Основным занятием тех типов из трейлера была контрабанда золотых соверенов в Россию. Убитый был одним из тех, кто помогал им по эту сторону границы.
– Почему русских интересуют соверены?
– Одна из причин, по которым Британия продолжает их чеканить, – их удобно использовать как платежное средство в разных шпионских операциях на Среднем и Дальнем Востоке. Это международно принятая валюта имеет собственное золотое содержание и цену и не имеет никаких вызывающих неудобство и сомнение номеров, по которым, как в случае с банкнотами, можно проследить их движение. Контрабандисты ими пользуются по тем же причинам.
Как оказалось, кофе кончился. Пришлось вместо него налить чистого виски.
– Большинство международных преступных и шпионских организаций держится золотом, и в основном соверенами, если их удается достать.
– А как убитый был замешан в этом?
– Вейко? Он начал подделывать соверены, переплавляя их золото с медью и чеканя снова. Но не догадывался, что это делало его для международного сообщества врагом номер один: русским он стал поперек горла, в Швейцарии его тоже не любили. Ни у преступников, ни у шпионов симпатии он не вызывал, раз подрывал весь рынок соверенов.
Я покачал головой.
– Но он не утруждал себя подобными заботами. Вейко был убежден, что если ты жулик, то должен дурачить всех и во всем. Он был слишком бесчестным для порядочного жулика.
– Прошу прощения, не поняла?
– Преступники – честнейшие люди. Им приходится быть такими, имея дело друг с другом, когда нельзя заключать какие-либо письменные обязательства. В преступном мире вы не продержитесь на обмане и пяти минут, в то время, как в большом бизнесе это вполне возможно: разрыв контрактов, некачественные товары, подставка под судебное преследование.
Она задумчиво кивнула.
– Что-то в этом роде я предполагала. А что же случилось с пилотом, который погиб?
– Не знаю, как он в это влип, но полицейские раздувают чертовскую кутерьму вокруг расследования аварии. Он, разумеется, переправлял соверены для Вейко, но вот аварию ему скорей всего подстроил последний пассажир, которого он где-то подобрал. Никто не знает, кто это был и куда направлялся.
Она опять согласно кивнула.
– У тебя есть сигарета?
Я дал ей одну и поднес огня. Потом она спросила:
– А ты каким образом замешан в этом деле?
– Я? – я воздел руки к небесам. – Судья высший и праведный, я обретаюсь здесь только как случайный свидетель событий.
– Темная лошадка! – резюмировала она в манере старинных, почитаемых семейств Вирджинии. – Только ты знаешь о золоте, соверенах и преступниках многовато для того, чтобы выглядеть невинной овечкой. И увернулся от ареста. Теперь мне понятна точка зрения полиции. Я бы держала тебя под подозрением каждый раз, когда в округе пропадает молоко для кошки.
– Но что поделать, если я сообразительнее лапландских полицейских?
– И к тому же скромнее...
Я тщательно затушил сигарету.
– Давайте просто согласимся с тем, что Лапландия – это маленький район. Так что события, связанные с полетами, рано или поздно коснутся меня, так или иначе. А я хотел бы только знать, кто подстроил аварию Оскару Адлеру. И обеспокоен, что полиция отвлекается, упираясь в меня. Так что я отбываю.
Она долго и тщательно меня разглядывала.
– Не сомневаюсь, что твои мотивы не хуже чем у короля Артура. Но где ты приобрел сноровку так легко ускользать от полиции?