Весна художника
Шрифт:
— Ты очень вяло шевелишь тазом, — сообщил я Демиду, — Смотри, крути чуть активнее. Чуть резче. Вот так, — изобразив то, что я имел в виду, я снова включил музыку и добавил чуть громче, — И руками активнее, резче. Будто ты кому-то в морду даешь, а не просто вяло отбиваешься от назойливой подружки.
«Высоко в облаках,
Полностью облажавшись,
Я нарушил все законы,
Пожертвовал любовью.
Это конец?»
— Понимаешь? — спросил я, застыв на секунду, — В крампе есть несколько вариантов. Ты либо бросаешь вызов кому-то, либо доносишь свою историю. Судя по песне — у нас первый вариант. Поэтому нужно вкладывать чуть больше эмоций в движение. Смотри.
Получалось не так резко, как я привык, но ведь это был не мой танец, а Дэма. Плавный чест-поп — ритмичное движение грудью — и мы перешли к более резкому припеву. Вот здесь можно и выпад сделать.
«Тысячу раз я искушал судьбу,
Тысячу раз я играл в эту игру,
Тысячу раз я говорил:
«Сегодня, сегодня, сегодня»»
Нажав на паузу, я стер выступившую на лбу каплю пота и спросил у друга:
— Запомнил?
— Вроде того, — кивнул Демид.
— Отлично. Давай тогда вместе, — и снова врубил музыку.
«Я парил в облаках,
Охвачен тьмою,
Я бы не купился
На твою ложь,
Твою страсть ко мне.
Это конец?»
— Здесь можно еще добавить джеб, — изобразил я прямой удар кулаком в лицо воображаемому сопернику, — Но тут как ты скажешь. В принципе, мелодия не такая резкая — не типичная для крампа, так что можем ограничиться более лайтовой версией. И не забывай про чуть согнутые ноги. Помнишь, что я о них всегда говорил?
— Ага, — кивнул Кот, — Нужно представить, что между ними маленькая лошадка.
— Ну, раз помнишь — запрыгивай на нее и вперед!
«Ты была любовью всей моей жизни
Днем и ночью,
Это изображение наших мук,
Это конец?»
— Так, а вот тут сейчас пойдет плавный отрывок — здесь важно свести агрессию к минимуму, — сказал я, снова нажав на паузу, — Ты как бы затихаешь на мгновение, раскрываешь свои чувства, а после делаешь резкий рывок — и рвешь зал на Британский флаг. Усек?
— Примерно, — чуть неуверенно отозвался Котов.
— Ты поймешь. Импровизируй, и доверься своему телу и эмоциям, — посоветовал я.
«Я парил в облаках,
Разве это конец?
Высоко в облаках,
Следуя за такой реальной мечтой.
Я парил в облаках,
Разве это конец?
Высоко в облаках,
Следуя за мечтой»
И вот он — взрыв. Тот самый, который разрывает танцора изнутри и вырывается наружу. Если бы я мог это нарисовать, то использовал бы самые яркие и опасные цвета — красный, оранжевый, золотой. Когда за неприкрытой яростью прячутся боль, страх, неуверенность, но всё это растворяется в том заряде энергии который ты открываешь в себе танцем.
«Больше никогда!
Больше никогда!
Больше никогда!
Не буду больше никогда!»
Вот почему я любил именно крамп. Он заставлял меня чувствовать себя настоящим, живым. Я будто раздевался перед своими зрителями, и при этом с меня не слетало ни лоскута одежды. Если любой другой вид танца — это игра, искусство, и ты можешь притвориться кем угодно, то здесь ты остаешься наедине со своими демонами. Борьба продолжается на протяжении всех минут, что играет музыка. И если ты хоть на секунду позволишь им овладеть тобой — это будет одновременно твоим триумфом и поражением. Важно соблюсти ту грань, когда ты даришь свои эмоции, но не душишь ими, вызываешь восхищение и уважение, но не страх и ненависть.
«Тысячу раз я искушал судьбу,
Тысячу раз я играл в эту игру,
Тысячу раз я говорил:
«Сегодня, сегодня, сегодня»»
Когда музыка стихла, я с улыбкой спросил у запыхавшегося Демида:
— Ну как?
Тот перевел на меня чуть ошарашенный взгляд и выдавил сквозь рваные выдохи:
— Это было…вау…просто…нет слов.
— Добро пожаловать в мой мир, — хмыкнул я, — Это тебе не контемп и не экспериментал. Здесь всё сурово и жестко. Но оттого ярко и живо.
— Это я уже понял. Нужно будет чуть активнее рассмотреть этот стиль. Правильно всё же Данчук делает, что учит всё.
— Я тебе об этом давно говорил, — заметил я, натягивая кофту.
Кожа была чуть влажной и липкой и от того ткань неприятно липла к телу. Поморщившись от этого ощущения, я кивнул Дэму:
— Собирайся, уже поздно. Хватит с тебя на сегодня открытий.
— А ты изменился, — заметил Кот, когда мы сидели уже в машине, — Будто успокоился.
— Так и есть, — не стал я спорить, — Танцы всегда успокаивали меня.
— Нет, тут другое, — прищурился друг, — Пока не знаю, что именно. Но я пойму.
Хмыкнув, я промолчал, сосредоточив свое внимание на дороге. Если этому Шерлоку больше заняться нечем — флаг в руки и попутный ветер.
Елена мерила шагами просторную гостиную, и чуть кусала губу, напряженно о чем-то размышляя. Стрелка часов уже приближалась к десяти вечера, а её муж все еще не приехал. Но нервничала девушка вовсе не из-за этого. К задержкам супруга она уже давно привыкла, и пустая большая квартира больше не пугала. Ей это даже в какой-то степени нравилось — возможность остаться наедине с собой
Хотя, порой от одиночества Елене хотелось просто волком выть. Банально хотелось общения, но ни водитель, ни домработница не могли ей этого дать — всех нанял Костя, а значит, доверять им, открываться она не имела возможности. Как и родители — мать души не чаяла в муже дочери, а с отцом у девушки никогда не было особой связи.
Работать Елене банально запретили. Зачем, если у мужа денег столько, что хватит еще на две жизни. Подруг не было — одних Костя разогнал, другие ушли сами. Нет, её муж был вовсе не тиран — в этом пыталась убедить себе девушка каждый день. Просто он не любил глупых людей, а всех бывших подруг жены он считал именно такими. И ревнивым он не был — просто ему не нравилось, когда на Лену слишком часто смотрят. Не романтичный — ну так нельзя же вечно жить в розовых облаках. А носить ее на руках целыми днями — так можно и спину надорвать. Елена так часто себе повторяла это, что сама научилась верить своим словам.