Весна на Одере
Шрифт:
– Я тоже немец!
Не ответив ни слова, один из них ткнул его кулаком в грудь, а другой отпихнул от тачки. Они начали рыться в вещах, хватая то одно, то другое и все время оглядываясь на дорогу. Наконец они нащупали продукты.
– Что вы делаете?
– забормотал Винкель.
– Я немец... Я из Данцига... Я обер-лейтенант... Мы все... Я... тоже пробираюсь...
Они молча покатили тачку и скрылись с ней в лесу. Винкель встал и, хромая, побрел по дороге. Как ни странно, но без тачки ему труднее было идти: она придавала какой-то смысл
В одной деревне - это было уже утром - он набрел на группу русских солдат, видимо связистов, которые варили на костре кашу. Он постоял невдалеке от них, они его подозвали, и один, чуть заметно улыбнувшись, спросил:
– Что, озяб? Ты кто такой будешь?
– Поляк, - ответил чуть слышно Винкель.
– Владислав Валевский из Варшавы.
– А чем ты занимаешься?
– спросил другой.
– Рабочий, крестьянин или из интеллигенции?
Винкель, вспомнив про серп и молот, не решился назвать себя агентом по продаже недвижимости: он понимал, что для коммунистов причастность к "недвижимости" - неважная рекомендация.
– Малярж*, - ответил Винкель и для лучшего разумения помотал правой рукой в воздухе, словно водил кистью.
_______________
* Художник.
– Маляр!
– обрадовался третий солдат, высокий и сильный человек с льняными волосами.
Все называли его "товарищ старшина", и он, по-видимому, был здесь главный.
– Слышите, ребята? Маляр, оказывается. Кушать не хочешь, маляр? Садись!
Винкель уселся и начал уплетать горячую кашу с мясом.
– У меня дядька маляр. Знаменитый мастер! В Вологде живет. Слышал про такой город - Вологду?
– Нет, - ответил Винкель.
– Вот еще!
– шутливо обиделся старшина.
– Про Вологду не слышал! Ну, теперь будешь знать! За-а-мечательный город! Не забудь, смотри! Вам русские города знать нужно, поскольку мы-то из этих городов к вам на выручку пришли... У вас всё Берлин, Париж да Лондон... Про эти, небось, знаешь?
– Так, - сказал Винкель.
– Вот именно, - продолжал словоохотливый старшина.
– А теперь будете знать Кострому, Вологду... вот так!
– Кострому, Волёгду, - повторил Винкель.
Все рассмеялись.
– А куда ты идешь?
– спросил один из солдат. Винкель объяснил, что идет к сестре, в Быдгощ, у нее там семья, квартира, а у него дом разрушен, семья убита во время бомбежки...
– Бездомный, - покачал головой один солдат, до сих пор молчавший. Сколько их теперь, бездомных-то!..
Винкель поднялся, снял шляпу, поклонился русским и побрел дальше.
К вечеру он пришел в Шубин.
XIII
Авторемонтная мастерская, несмотря на позднее время, работала. В большом кирпичном здании гудели моторы. Входили и выходили польские рабочие и русские солдаты: видимо, мастерская ремонтировала советские военные машины.
Увидев солдат, Винкель не осмелился зайти в мастерскую.
Он сел в темном дворе на кучу кирпича и стал ждать. Вскоре моторы затихли, и из освещенного квадрата двери начали выходить один за другим рабочие. Винкель пристально вглядывался в каждого из них, боясь пропустить Ханне. Наконец он увидел одетого в комбинезон долговязого парня и узнал его голос. Ханне с кем-то оживленно разговаривал. У Винкеля забилось сердце, словно он увидел близкого друга, хотя с Ханне был еле знаком.
Винкель пошел вслед за ним, нагнал его и дрожащим голосом произнес:
– Ханне...
Ханне остановился, как вкопанный,
– Кто вы?
– прошептал он по-немецки.
Винкель назвал себя.
Они молча зашагали по темной улице.
– Вот здесь, - сказал Ханне, направляясь к воротам двухэтажного дома.
Молчание Ханне вдруг испугало Винкеля. После встречи с тремя соотечественниками в роще у дороги его уверенность в немецкой солидарности изрядно поколебалась.
Ханне вскоре остановился у какой-то двери, отпер ее своим ключом, и они вошли. Винкелю прежде всего бросился в глаза лежавший на стуле рюкзак, до отказа набитый вещами.
Ханне присел на койку и спросил:
– Итак?..
Винкель пристально смотрел в лицо Ханне, оценивая и изучая его. Что можно сказать этому человеку и чего нельзя? Не лучше ли начистоту выложить все, о чем Винкель думал, и просить совета? Нет, Винкель боялся, даже при нынешней обстановке он боялся сказать правду.
Ханне в свою очередь внимательно следил за Винкелем. Зачем прибыл обер-лейтенант? Кто его прислал? Проверять, что ли, приехал? Ханне твердо решил уйти из Шубина на восток и покончить со своей службой. Неужели начальство пронюхало об этом? Он тревожно покосился на приготовленный в дорогу рюкзак.
Винкель перехватил этот взгляд и спросил как можно более спокойно:
– Собираетесь уходить, Ханне?
"Узнали, сволочи!
– подумал лейтенант.
– Сейчас он спросит, где рация..." Рацию Ханне по частям побросал ночью в колодец сразу же после прихода русских.
– Никуда я не ухожу, - ответил он вызывающе.
– Почему вы думаете, что я ухожу?..
– он пробормотал злобно: - Не всякий способен на дезертирство...
Они испытующе глядели друг на друга. "Знают ли они, куда я отправляюсь?" - думал Ханне, с ненавистью наблюдая за Винкелем. "Что он сболтнул насчет дезертирства?" - с испугом подумал Винкель.
– Сейчас дезертировать, - быстро сказал Винкель, - втройне позорно... Отчизна в опасности... Враги со всех сторон. Теперь нам нужно поддерживать фюрера так, как никогда раньше.
"Сволочь полицейская", - думал Ханне. Он сказал:
– Лично я не сомневаюсь в победе. Временные неудачи не могут нас сломить.
"Дубина и эсэсовский подонок!
– думал Винкель.
– Чего доброго, еще запоет "Хорста Весселя"..." Винкель сказал:
– Ну, вот и прекрасно... Где ваша рация?