Весна незнаемая, кн. 1: Зимний зверь
Шрифт:
Веселка тоже покосилась на окно, готовая увидеть вештиц – злых духов в виде облезлых ворон, что охочи до новорожденных младенцев. Они, мерзавки, давно уже поглядывают на окошко княгининой горницы и все ждут, когда тут запахнет тепленьким, вкусненьким младенчиком, облизывают клювы тонкими и длинными красными языками. Только вместо младенца им под тын бросят полено, завернутое в пеленку. Пусть-ка долбят его клювами, пока не сдохнут!
Баян негромко засмеялся, и Веселке представилось, как он с заливистым ржанием мчится по двору, а на плечах у него сидит мальчишка с желтыми глазами и широким веснушчатым лицом, как у Смеяны… И на сердце у нее стало легче: вопреки всем буйствам
– Пойдешь к нам в няньки? – страшным шепотом, ладонью заслоняя рот от окна, обратился к Веселке Баян. – Ты поешь хорошо, будешь заодно и меня убаюкивать…
– Не слушай его! – вмешалась княгиня. – Он за день так набегается, что потом валится и спит, и хоть крыша над головой гори. Жена не всегда добудится… А ему одной мало! Ты мне лучше вот что скажи! – Смеяна вспомнила, зачем позвала дочь Хоровита. – Ты, говорят, вчера саму Велу видела? Что она тебе говорила?
Веселка принялась рассказывать о вчерашнем. Княгиня слушала молча, лицо ее выглядело встревоженным и сосредоточенным, и даже Баян не улыбался, а слегка покусывал белым блестящим зубом нижнюю губу, отчего лицо его стало непривычно-страшноватым. Но теперь Веселку не напугать было внешним сходством с черной нечистью – она насмотрелась нечисти настоящей. Про погубленных Костяником людей Веселка рассказывать не стала, но княгиня и без того была потрясена и бессознательно прикрывала руками живот. Все ее мысли были с ребенком, которому уже через месяц предстояло выйти в этот страшный свет… Если… Если он… Княгиню мучили мысли, о которых Веселка не догадывалась, и от страха ей становилось почти дурно: она тяжело дышала, подняв одну руку к лицу, точно хотела от чего-то спрятаться. Самый главный ее страх был внутри нее.
– Так она что… так и сказала, что это Гро… Громобой должен быть? – с трудом выговорила княгиня, когда Веселка рассказала все до конца. – Что это он…
– Так не бывает! – вставил Баян. – Всякого там княжича Заревика, чтобы он Змея Горыныча или кого там еще победил, долго искать приходится. За морями дремучими, за песками толкучими… как ты там говорила? Да и с детства он хуже всех бывает, только и знает, что в золе копаться. А ваш рыжий еще мальчишкой троих взрослых одной рукой… Не он! – И Баян решительно затряс своей черноволосой, гладко причесанной головой.
– Как это – не он! – возмутилась Веселка. – А кто же тогда! Ведь он – сын Перуна! Не зря Перун Прямичеву своего сына дал, не зря он у нас вырос! Боги заранее знают, что на земле случится! Перун нарочно для того нам своего сына дал, чтобы он нас защитил! Знать бы только, в чем дело! Щеката говорит: в Прави корень, а у нас только стебелек пророс. Матушка! – Она с мольбой глянула на Смеяну. – Матушка, может, ты знаешь, в чем дело? Ведь ты – дочь Лесного Князя, внучка Велеса! Кому же знать, как не тебе!
– Не знаю я ничего! – с тоской ответила княгиня. – Он сам… Сам Громобой должен знать.
– Он придет сегодня! – подал голос Баян. – Князь ему прийти велел.
– Придет? – Княгиня встрепенулась. – Нет, нет!
Она замотала головой и шевельнулась в постели, будто хотела отодвинуться подальше.
– Нет, нет! Не пускайте его! – жалобно, с каким-то детским страхом забормотала она.
Баян и Веселка в едином порыве встали со своих мест и шагнули к ней; лицо княгини застыло и стало почти бессмысленным, в глазах заблестели слезы.
– Не
Княгиня всхлипнула и спрятала лицо в подушке. Баян застыл с открытым ртом, удивленный и напуганный этим странным приступом. При всей его любви к невестке он не решался к ней подойти, поскольку, как мужчина, к ее положению относился с суеверной боязнью.
Веселка оттеснила его и присела на край лежанки. Поглаживая Смеяну по голове, по вздрагивающей от рыданий спине, она бормотала, как ребенку:
– Тихо, тихо, маленькая, не бойся! Никто тебя не тронет, я с тобой, тут все тихо, хорошо… Пошел котик на торжок, купил котик пирожок… Уж как свиночка сива на дубу гнездо свила, поросяток вывела… Поросятки пестреньки, хвостики все востреньки…
Постепенно дрожь прекратилась, княгиня повернулась лицом к Веселке, и та взяла ее за руку.
– Что? Как? – беспокойно расспрашивал Баян. – Может, бабок позвать? Тут в сенях, я мигом…
Но Смеяна покачала головой.
– Не хочу я никаких бабок, – с тоской ответила она. – Никого я не хочу… У меня вот здесь… – Она положила руку на грудь и сжала кулак, будто хотела удержать что-то. – Царапается… Рвется, на волю рвется…
– Кто? – шепнула Веселка, думая, не о младенце ли Смеяна говорит.
– Душа моя лесная! Рысь моя! Боюсь я ее! А то родится… Я его во сне вижу – маленький котеночек пятнистый, головка вот такая, глазки зажмурены, ушки прижаты, а зубы… Зубы острые…
– Не родятся с зубами… – возразил Баян, но на его смуглом лице был ужас, говоривший, что он этого рысенка видит не хуже самой княгини.
– Не может этого быть! – как заклинание, сказала Веселка, но сама не очень-то верила. – Не бывает так. Все уладится… И корова наша вернется… И… Как весна придет, так вернется…
И сама испугалась при этих словах: а вдруг без коровы не будет весны?
– Слушай! – Княгиня вскинула голову от подушки и крепче сжала ее руку. – Ты лучше меня все знаешь. Не зря на тебя Зимний Зверь кидался и Вела тебе показалась. Не другому кому, а тебе! Ты все правильно про Громобоя думаешь. Пусть он… Если говорят, что он сын Перуна, значит, он… Мы – лесные звери, мы ничего не можем. А он – сын небесного бога, у него дорога в Правь есть. Он и не знает, а она есть. Пусть думает, пусть ищет. Пусть ищет! – с мольбой повторила княгиня, тревожно глядя в глаза Веселке. – А не то рысеночек родится. Я не хочу рысенка. Я человечка хочу. Пусть я – зверь лесной, но только пусть он человеком будет. Иди, скажи ему! – Смеяна порывисто оттолкнула руку Веселки. – Иди и скажи! Пусть он ищет… Он может, ему сила дана… Я боюсь его… Велес во мне боится, зверь лесной боится грома небесного… Только пусть он сделает что-нибудь, я не за себя прошу, за него, за моего… Иди, иди!
Княгиня говорила с лихорадочным беспокойством, ее глаза блестели каким-то нехорошим желтым блеском. Веселка поднялась, чтобы не раздражать ее, а в глубине души шевельнулся страх. В княгине Смеяне жил лесной зверь, и теперь, когда зимние чудовища получили волю, он тоже рвался на свободу. И Смеяна ничего не могла с ним поделать.
Баян взял Веселку за руку и потянул к двери.
– Пусть полежит, – шепнул он уже на пороге. – А я тут…
В просторных верхних сенях сидели девушки и несколько отроков из младшей дружины, болтая шепотом; при виде выходящих Баяна и Веселки они умолкли и настороженно посмотрели на них. Баян сделал свирепый знак бровями и даже оскалил зубы, словно грозил загрызть болтунов. А кое-кто с ужасом глянул за дверь горницы: в их представлении зверь был там.